Марго Па - Белый город
– Тоже мне мамочка нашлась! Уехал в Лондон твой Игорь. Всем, у кого горят глаза, не сидится на одном месте. Провинциалы едут в Москву, москвичи в Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио. Он быстро нашел нам замену… А ты все-таки сука! Не хочешь спросить, что ты сделала с моей любимой? Ведь это Наташа спасла тебе жизнь тогда на мосту, помнишь?
– И что?
– Передозировка ЛСД. ПОСЛЕ мечты не выживает никто. Таким, как Наташа, необходимо любить то, что еще не сбылось, лиши их этого – и все кончится. Я не хотел славы, не хотел ехать в столицу, но ты сделала нас хедлайнерами. И понеслось: первые строчки хит-парада, успех, сцена, турне по всей России, Красные дорожки, наркотики сначала для того, чтобы писать тексты и музыку, потом вообще не знаю зачем. С тех пор, как она ушла, я понял: вся музыка на Земле состоит из семи нот, все их вариации давно сыграны и проиграны, ничего нового создать уже невозможно. Я словно оглох и онемел, ничего не пишется. Вот, играю джаз, блюз, рок-н-ролл в ресторане… И продаю то, что ты просишь сейчас. Знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты, лизнув, как она, сахарку, навсегда ушла в свой Белый Город. Навсегда, слышишь? Чтобы тебя вообще не было! Чтобы ты не вернулась! Ненавижу тебя!
– Мы – всего лишь бумажные человечки. Он вырезал нас умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал зачем. Дует ветер, и мы падаем на пол…
– Заткнись, здесь тебе не исповедальня! Лижи свой белый сахар и молчи! Это Сергей, а не Наташа должен был уйти навсегда, ты ведь из-за него с моста прыгала, не так ли? А мы с ней могли бы любить друг друга всю жизнь в нашем маленьком городке на Волге, и у нас были бы дети! Ни к черту мне не сдалась твоя слава!
– Но Руслан… Я не пишу будни «маленьких людей», не люблю Гоголя, напротив, мне ближе Шекспир с его вечными страстями и «быть или не быть».
– Хорошо, пусть так, но ты могла бы оставить ее живой – ДЛЯ МЕНЯ.
– Не могла. Наташа бы повзрослела и стала мной. Зачем мне две одинаковые героини в романе?
– Тогда избавься и от меня тоже, надоело торчать здесь и продавать наркоту придуркам вроде тебя.
– Нет, ты интересный персонаж, у тебя развивающийся характер – от романтики через разочарования к цинизму. Что для автора может быть лучше? Никто так не возбуждает женщину, как мужчина, за которым тянется трагический шлейф его прошлого. И потом ты мне еще пригодишься, я знаю.
– Не рассчитывай на меня! Я тебе не марионетка, которую можно дергать за ниточки. Я живой человек и сам выберу продолжение истории.
– Продолжение пишу Я!
– Тогда выкинь в печку свой бездарный роман и воскреси мне Наташу!
– Но она УЖЕ умерла, я – не Бог воскрешать мертвых, хотя… Тема вечной жизни меня всегда притягивала. Над этим стоит подумать.
– Вот-вот, подумай. Иначе в следующий раз продам тебе такую дрянь, что вместо Белого города попадешь на кладбище. Ты ведь так любишь открытые финалы, а это значит, что я тоже могу подкинуть идею.
Прозвучало дерзко и самоуверенно, теперь ход – за Полиной.
– Вообще-то, тебе не понравился бы мой вариант хэппи-енда. Я отдала бы Наташу Игорю, а не тебе. Мне всегда казалось, что женщин притягивают такие мужчины, как он. Первопроходцы и первооткрыватели. Те, кто умеет рисковать по-настоящему, но прыгает с носа корабля, а не с борта или кормы, чтобы не затянуло под винты, и сможет спасти тех, кого любит.
Руслан уронил голову на руки и замолчал надолго. Полина терпеливо ждала, когда он, наконец, сдастся и расскажет ей правду.
– Все так и было, – тускло и отстраненно начал Руслан, так говорят не с человеком, а с его отражением в зеркале. – Я был всего лишь тенью третьего рядом. В общем-то, и наркота тоже отсюда: груз сбывшихся и утраченных надежд, помноженный на груз вины… Игорь смог уехать и забыть, я – не могу ни уехать, ни забыть.
В голосе Руслана уже не было ненависти – лишь боль. Кровоточащее вечное одиночество и сожаление. Рана, которую уже не зашить ничем. А Полине осталась лишь жалость – бескрайняя и глубокая, как море, а они совсем одни посередине в утлой лодочке в ожидании шторма и сколько ни смотри по сторонам – берегов не увидишь.
– Руслан, мне жаль тебя, жаль ее и себя тоже – ЖАЛЬ. Я бы все тебе отдала, поверь, но у меня ничего нет. Знаешь, когда-то я написала одну повесть «Дом на усталость»,[53] в финале от него остается лишь обгоревший остов, и только «ветер бешено колотит калиткой на железных столбах». Мне кажется, эта калитка и есть моя душа: все выжжено, вычерпано, ничего не осталось. Наташа – это мое прошлое я, и мне уже не вернуться обратно. Хотя сейчас я понимаю, что ты был прав: «Ожидание мечты лучше нее самой». Мне так хотелось развенчать эту простую истину и твой беспечный идеализм, но ты оказался сильнее. За последней строкой ничего не ждет. Пустота. Теперь я понимаю, почему люди никогда не произносят слово «последний», даже в очереди всегда спрашивают: «Кто крайний?». Они боятся. Хотя нет края у очереди, люди в ней – не одно целое. Всегда есть первый и последний человек. Мне кажется, я УЖЕ подписала себе приговор. Эта книга переделывает и меняет меня изнутри. Пронзительно прекрасное падение в ледяную пустоту. Я уже не смогу согреться. Последняя строка действительно станет ПОСЛЕДНЕЙ.
Руслан больше не слушал ее. Он незаметно встал и подошел к окну. В середине декабря при морозе минус пять лил дождь. Холодно, промозгло, безостановочно. Вода тут же замерзала при соприкосновении с поверхностями ровных крыш, машин, витрин магазинов, железными поручнями, тротуарами, ступеньками лестниц, образуя прозрачную ледяную пленку на всем. Мир словно заключили в огромную капсулу из непробиваемого стекла. А кто-то наверху то ли сжалился над ним и решил уберечь от бед и несчастий, то ли придумал себе новое развлечение – пристально наблюдать и смеяться над беззащитными пленниками застеколья.
Полина тоже подошла к окну. Теперь они оба молча смотрели на дождь сквозь прозрачную наледь.
– Что ты собираешься делать дальше? – спросила Полина, чтобы хоть что-то спросить.
– Моя музыка радует… не тебя, конечно, и друзей у меня уже нет. Но что мне еще остается? – тоскливо усмехнулся в ответ Руслан.
– Напротив, радует. И ты прав в том, что продолжаешь ее играть. Это философия нашего века. Мы никому не нужны: ни будущим, ни настоящим. Только друг другу. Если кто-то один засмеялся или заплакал от нашей музыки или слов, значит, все было не зря. Самиздат: сами пишем, сами читаем. Ты – герой моей книги, я взамен слушаю твою музыку. Мы придуманы друг для друга.
– Не так уж и мало, – кивнул Руслан и вдруг спросил. – Тебе не кажется, что ледяной дождь пошел не случайно?
