Вячеслав Рыбаков - Звезда Полынь
— Господь с вами, Валентин. Что за странная мысль. Просто я стараюсь прояснить ситуацию. Я прекрасно осведомлен о том, какие у вас убеждения и идеалы, догадываюсь, в чем мы с вами мыслим сходно, знаю, в чем расходимся, но разговор совсем не об этом, а о вещах совершенно общечеловеческих. Поэтому я просто-напросто рассчитываю на товарищеское содействие — но в то же время не могу не прояснить ситуацию для вас. Вы-то обо мне не знаете ничего. Я уже несколько лет как человек совершенно штатский и всего-то лишь занимаю один из руководящих постов в охранной службе фирмы «Полдень».
— Ах, вот как, — сказал Бабцев. — Какую же опасность я представляю для фирмы «Полдень»?
— Ни малейшей, — улыбнулся Заварихин.
Это прозвучало как оскорбление.
— Тогда в чем дело? Скажу вам откровенно, Анатолий, день был очень тяжелый, я устал.
— Понимаю и постараюсь вас не задержать. Короткая беседа единомышленников.
— Единомышленников?
— Преступников мы же не любим в одинаковой степени, правда? Убийц, воров…
Вот куда он клонит, подумал Бабцев. И сразу встал в боевую стойку:
— Убийцей и вором можно объявить кого угодно.
— Я никого не собираюсь объявлять преступником, они сами себя объявляют, своими действиями. Не ощетинивайтесь так сразу, Валентин. Я ж не выдачи Закаева от вас требую.
— Шутка юмора, — констатировал Бабцев.
— Она, — примирительно ответил Заварихин. — Так вот. У вас есть давний друг — Семен Кармаданов.
Бабцев вздрогнул.
— В последние годы ваша дружба несколько охладела, но все равно — я не могу себе представить, что, если бы вашему другу грозила какая-то опасность, вы отказались бы ему помочь.
— Почему вы вспомнили о Кармаданове? — осторожно осведомился Бабцев. — Мы довольно давно не общались…
— Ну, полно, Валентин, — сказал Заварихин. — Ваша последняя статья на предмет ракетно-космических злоупотреблений навеяна информацией, которую вы получили от Кармаданова. Повторяю: у нас нет к вам ни малейших претензий, вы высказали свою точку зрения, и сделали это вполне аккуратно, не подвергая вашего друга никакому риску. Честь вам и хвала. И тем не менее ваш друг пострадал. Мог бы пострадать куда серьезнее, если бы не наша расторопность.
Бабцеву стало нехорошо.
— Что с Семеном? — глухо спросил он.
— К счастью, повторяю, ничего. Ни с ним, ни с его семьей…
— С семьей? Да что вы несете такое?!
— Понимаете, нам очень нужно узнать, где произошла утечка. Текст вашей статьи вполне корректен, но скажите откровенно: не могли вы где-то, по дружбе или по служебной необходимости, обмолвиться о том, от кого получили информацию о финансовых неясностях в «Полудне»?
Бабцев сразу вспомнил: этот самый вопрос ему как бы невзначай задавал по телефону сам Семка. Когда звонил поздравить со статьей. Но голос у него был вполне нормальный, и ни о чем плохом он не сказал. Наоборот: поздравил. Поздравил! Поблагодарил!
Значит, никаких неприятностей у него на тот момент не было. Значит, эти еще только хотят ему их устроить.
И пытаются как-то втянуть его, Бабцева…
Заварихин спокойно смотрел ему в глаза. Ждал. Это был явный шантаж.
— Во-первых, ничего о грозящих Семену опасностях я не знаю, — спокойно и размеренно ответил Бабцев. — Ваше голословное утверждение для меня ничего не значит. Это называется: брать на понт, но меня на понт не взять, Анатолий, я тертый. Во-вторых, Семен никаких материалов мне не предоставлял, и моя последняя статья основана на совершенно иных источниках, раскрыть которые я соглашусь только по решению суда. Наконец, в-третьих, я подозреваю, что опасность для моего друга — это как раз вы.
Он встал.
— Спокойной ночи, — сказал он.
Заварихин вздохнул.
— Подождите, — сказал он. Вынул из кармана маленький плеер. Тронул кнопку — и Бабцев, уже собравшийся уйти, напряженно замер, потому что в ватной тишине холла раздался совершенно натуральный — будто Семка стоял тут же, в двух шагах — голос Кармаданова:
— Валька, я по телефону не мог, а подскочить к тебе тем более не мог… На меня после той статьи наехали всерьез, а мужик, с которым ты сейчас говоришь, нас с дочкой спас. Можешь ему верить. Увидимся — расскажу подробней, но я уже не в Москве. Понимаешь, исполнителей задержали, но откуда потянулось — через них не узнать, а это очень важно. Мне ты толком не ответил, ладно — впопыхах по телефону разговор действительно не задался, но постарайся припомнить: кому еще, кроме вашего главного редактора, ты мог обмолвиться, что информация пошла от меня?
Запись окончилась. Заварихин помедлил мгновение, держа плеер на весу, а потом, продолжая пристально смотреть снизу вверх, спрятал его в карман.
У Бабцева все будто смерзлось внутри. Но он лишь постарался держать спину прямо-прямо и чтобы голос не дрожал — хотя ему теперь стало по-настоящему страшно.
— Неубедительно, — отрезал он. — И даже еще более подозрительно. Вы вполне могли надавить на совершенно ни в чем не повинного Семена и заставить его сказать все, что угодно. Я ваши штучки хорошо знаю, господин… ныне штатский. Я начинаю всерьез тревожиться за своего друга. Вы его еще не убили?
Заварихин поразмыслил мгновение, потом, как неутомимый иллюзионист, из другого кармана вытащил мобильный телефон.
— Хотите ему позвонить?
Бабцев колебался лишь мгновение..
— Теперь — нет. Теперь я уже уверен, что он у вас и находится под мощным давлением.
Заварихин вздохнул.
— Да, — устало проговорил он и отвел взгляд. — Недооценили силу ваших убеждений, Валентин. Вы, верно, до сих пор уверены, что и дома в Москве ФСБ взорвала?
— И в Москве, — холодно и непреклонно ответил Бабцев, — ив Волгодонске, везде. В свое время независимое расследование это доказало с полной определенностью. Просто его результаты были заблокированы вашими коллегами, Анатолий.
— Ох, да когда ж это кончится, — пробормотал Заварихин.
— Никогда, — бесстрашно бросил ему в лицо Бабцев. — Никогда. И не надейтесь.
Заварихин встал. Сейчас он меня пополам переломит, подумал Бабцев, но ему уже не было страшно. Все-таки он успел плюнуть чекисту в рожу, и это давало ему силы погибнуть теперь с честью. Он даже не пытался сбежать хотя бы к себе в номер — просто стоял и ждал. Сердце билось мощно и ровно. Празднично.
— Знаете, Валентин… Когда я встречаю таких, как вы, у меня просто руки опускаются. И накатывает чувство, что страна все-таки обречена.
— А вы, конечно, спасители, — едко парировал Бабцев. — Но кому нужна страна, которую могут спасти только такие, как вы? И только ТАК, как умеете вы?
