Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу
Ночи в конце ноября, как все мы знаем, длинные и холодные. Пальцы не гнутся, а искры из-под кремня словно замерзают на лету и не желают разжигать костер. Да и разве согреет огонь, когда кругом метель, сержант лежит без чувств, и думаешь лишь об одном - он жив или нет? И неужели все напрасно, и неужели вновь... Теперь уж точно ей никто не скажет... Но спросят о многом. О господи, ну до чего же бесконечны ноябрьские ночи! Луны почти не видно, никто не едет по дороге. Ну почему же все не так, перед кем же она провинилась? Ей двадцать три, она красива и умна, она блистает в обществе - в любом! - но никому, ну совершенно никому она не пара! Да, за нею волочились, ее добивались и даже пытались купить. И только однажды - чужой солдат! - сказал... Теперь он умирает. Потом замерзнет и она. Так даже лучше. А ведь все начиналось совсем по-иному! Ей было весело, она дерзила маршалу и самоуверенно думала: еще немного, и она, всех одурачив, сделает то, чего не добились шестнадцать казачьих полков! Но потом... Она вдруг поняла, что никакая война, никакие трофеи не заслонят сержанта, нет! Теперь она сидит и мерзнет, а на коленях у нее лежит голова с перевязанной раной. Повязка - подол ее платья. Ей холодно, ей очень холодно, а у него на лбу - через повязку - большое алое пятно. Он жив или нет?! И скоро ли утро?! Есть здесь хоть кто-нибудь?! Спасите его, он умирает!.. Нет, тишина. Ну что ж, значит, судьба, значит, карты сказали неправду. И Настенька, закрыв глаза, склонилась к сержанту. Вот только бы уснуть, уснуть поскорее! И она уснула... А дальше все было, как и положено во сне: наутро на нее наткнулись казаки из отряда подполковника Бедряги. Настенька смотрела на них удивленными глазами и молчала. Сержант еще не приходил в себя. Казаки доставили их в город - тот самый, губернский. Там, у заставы, Настенька встретила Гриньку. Сотник только что вернулся с дела. Был он зол и неразговорчив - искали маршала Бертье, а взяли только жезл. Но, глянув на Настеньку, он подобрел. Пока что ни о чем не спрашивая, Григорий мигом отыскал гостиницу, где силой занял лучший номер и первым делом отпоил Дюваля коньяком, а уж потом, в соседней комнате, заговорил о главном. Настенька виновато потупилась и не отвечала. Сотник нахмурился и грозно сказал: - Конечно, Шарль мой лучший друг, однако... вас посылали отнюдь не за ним! Настенька молчала. - Что вам известно о трофеях? - настаивал Григорий.- Ведь кто как не вы похвалялись, что едва ли не весь вражеский генералитет волочился за вами на виленском балу. Было такое? Настенька лишь покраснела. - Так что же! Вы что, не могли...- Но тут Григорий спохватился и сам едва не покраснел. - Нет, Гриня, не могла,- призналась Настенька, не поднимая глаз. - Ведь я обручена. - К-когда? - растерялся Григорий. - Вчера. Он сделал мне предложение. - И на лице незадачливого агента мелькнула едва заметная улыбка. Григорий ничего не ответил, а только сел к столу и принялся скрести ногтями скатерть. Вот женщины! Вот все они такие! Одно только и знают,- но знают отменно! А Настенька сказала: - Но ты не сердись, я знаю, где они. - Кто? - Московские трофеи. - Что? - И сотник, не удержавшись, вскочил из-за стола. - Они... - и Настенька опустила глаза.-- Они в Могилевской губернии. Где-то... - Так! - И сотник недобро грянул шпорами. - Чего уж теперь, Гриня,- пыталась успокоить его Настенька. - Они ведь в нашей земле, значит, найдутся. - Этим только и утешимся, - хмуро согласился казак. - А вас, Настасья Петровна, не похвалят. Все было ведь в ваших руках, ну а вы!..- Но тут Дементьев покосился на соседнюю комнату и промолчал. Однако, уходя, еще раз напомнил: - Нет, не похвалят!
И Гриня оказался прав - Анастасию Петровну не похвалили. Но, впрочем, и не поругали. О ней просто забыли. А если и помнили, то сами же себя и попрекали: ну разве можно доверить что-либо женщине, которая не замужем? А разоренная нашествием Россия помалу возвращалась к мирной жизни: с .государственных крестьян сложили недоимки, неверная шляхта была прощена и обласкана, Тит сечен за бунт и под розгами умер, Егор же Афанасьевич Бухматый исчез неведомо куда. А победоносная армия ушла освобождать Европу. Там Гриня успешно подвизался в двух исторических атаках - под Лейпцигом и при Фермампенаузе. Потом мы вошли в Париж, и в светлое Христово воскресенье французские маршалы благочестиво целовали православный крест. Наши союзники тоже не дремали - уже определены были контингента полумиллионной армии, и австрийский князь Шварценберг назначил день и час открытия похода на Москву. Однако... Однако сей замысел не удался: Наполеон бежал с Эльбы, и начались Сто дней, которые закончились при Ватерлоо. А как же наши главные герои? На мясопуст Тринадцатого года они сочетались законным браком - вначале в католическом, а затем в униатском храме. Пилиповки того же года принесли им сына Андрея. Или Анджея, или Андрэ как вам будет угодно. Война тем временем близилась к концу, и сержант принялся хлопотать насчет паспортов.- во Францию, в Бордо. Анастасия Петровна- плакала, не хотела уезжать и надеялась лишь на то, что расстроенная нашествием государственная машина затеряет прошение любимого супруга. Однако ничего подобного не случилось: царева служба работала четко, и уже через полтора года Дюваль имел на руках все требуемые бумаги. Анастасия Петровна рыдала, но - куда иголка, туда и нитка. По дороге в Бордо завернули в Брюхово, к тестю проститься. И там только что вернувшийся из Парижа Ян-Героним Тарашкевич сообщил неутешительную новость: верный королевскому престолу генерал Оливье разыскивает особо опасного преступника Шарля Дюваля - одного из наиболее действенных сообщников узурпатора по возвращении с Эльбы... Анастасия Петровна перестала рыдать и распаковала чемоданы. Растерянный Дюваль нещадно возмущался: какая Эльба, если он в те дни... Навет! Ошибка! - Да это все прекрасно понимают,- сказал Тарашкевич, - но закрывают глаза. - Почему? - Такие времена. Об истинной причине... - Об истинной?! - Конечно. Вас обвиняют - совокупно с русской шпионкой - в поджоге Полоцка и последовавшим за ним разгромом корпуса Сен-Сира. Дюваль три дня ни с кем не разговаривал. А Тарашкевич, тот ничего путного добавить не мог, все сбивался на сплетни - у генерала объявилась безобразная, распутная жена, над Оливье смеется весь Париж, а он... А он безумно любит свою Ядвигу и клянется достать Дюваля из-под земли! Привлеченная к ответу Анастасия Петровна ужасно испугалась, но тут же поклялась, что знать ничего не знает; сержант развел руками и остался в России. А вскоре он выучился по-польски и благодаря протекции г. Бродовского, редактора губернских ведомостей, Карл Филиппович Дюваль был принят на службу и преподавал географию в Минской правительственной гимназии. В свободное же время отставной сержант проводил опыты по выращиванию винограда в суровых славянских условиях и писал безответные письма домой. Анастасия Петровна полнела и хорошела. Супруги нежно любили друг друга и с надеждою взирали на сына, воспитанию которого они уделяли отменно много времени и сил. Андрюша рос смышленым и...
