Коллектив авторов - Полдень, XXI век (август 2012)
Священник долго рассказывал Мишко о Царствии Небесном,
о Длани Божьей, о рае и аде, но мальчик лишь качал головой и слегка улыбался. А потом, невпопад и не к месту, он протянул руку, и в рощицу по соседству упала широкая разветвлённая молния, в рисунке которой угадывались резкие черты священникова лица. Батюшка молча встал, поклонился и ушёл, и больше никогда не разговаривал с Мишко. Старуха-ключница перекрестилась, а дома на всякий случай принесла жертву каменному человеку, стоявшему в сарае.
Как будто ничего и не изменилось в жизни Мишко после беседы со священником, но неожиданно он собрал котомку, надел отцовские сапоги, вышел погожим утром из дома и отправился в город. Никто не видел, как он ушёл, кроме Марфы, но она ничего сказать не могла. Мишко шёл по дороге и наконец достиг того места, где песня его отца разбилась о капот чёрного автомобиля. Он наклонился и собрал осколки песни, сложил их и подбросил вверх. Песня зазвучала и продолжила свой путь, а Мишко пошёл за ней.
Город полз навстречу Мишко, передвигались его дома и автострады, а люди в чёрных автомобилях оставались на своих местах, нерушимые и неподвижные. Мишко был всё ближе, а люди в чёрных автомобилях – всё дальше, и однажды они увидели, что города уже нет, остались только поля, дорога и колеи от колёс их мрачных транспортных средств. Тогда они поняли, что опоздали.
Мишко смотрел на стеклянные башни, они не нравились ему, и он помахал рукой птице, которая не могла их перелететь, потому что их крыши были выше облаков и выше даже воздуха. Архитектор с корабля слепых однажды сказал, что здания выше, нежели четырёхэтажные, не стоят больше пяти лет, потому что земля открывается и начинает всасывать их в себя. Мишко помнил эти слова и понимал, что город – совсем молодой, потому что ни одного здания ниже пяти этажей он не видел.
Людей тут было очень много, и все были одеты по-разному, и у каждого было что-то в руках. Глаза у этих людей были навыкате, подбородки – тяжёлые, а носы – длинные, точно скульптор с корабля слепых отлил их всех в одной форме, а затем слегка обработал наждачной бумагой.
Ещё город состоял из дверей. Мишко выбрал себе одну дверь и вошёл в неё, но тут же вышел, потому что почувствовал, что дому, в который он зашёл, суждено стоять всего пять лет, а он отстоял уже четыре года и 364 дня. Мишко смотрел на людей, смотрел на дом, смотрел на город и понимал, что никто – ни врач с корабля слепых, ни музыкант с корабля слепых, ни сержант с корабля слепых – не сможет предотвратить то, что должно произойти.
В этот самый момент в противоположной части города появились чёрные машины. Их водители сидели с закрытыми глазами, руки держали на коленях, а в их спинах вращались маленькие ключики с треугольными головками. Машины натекали равномерно, точно чёрная река, и когда первое из стеклянных зданий наконец обрушилось, они прокатились прямо поверх руин, впрессовывая в асфальт осколки стекла и человеческих костей. Мишко смотрел на приближающуюся чёрную реку, прищурившись в ожидании развязки.
В это время старуха-ключница, воспользовавшись отсутствием Мишко, привела к Марфе врача с корабля слепых. Тот внимательно осмотрел соляную женщину и прописал ей микстуру из пустырника и подорожника, а потом помазал её глаза кровью годовалой козы, а губы – водой из гнилого колодца. Марфа вздрогнула и ожила на миг, и в этот момент врач с корабля слепых влил ей в рот микстуру.
Мишко почувствовал движение матери и на секунду закрыл глаза. Чёрные машины тут же остановились, а дома прекратили разрушаться. Те, которые падали в эту самую секунду, застыли висячей пылью и осколками кирпичей.
Марфа оставила врача с корабля слепых и старуху-ключни-цу и направилась в город. Она шла по той же самой дороге, что и Мишко, а за ней бежали местные мальчишки и дразнили её, называя соляным столпом. Марфа не обращала на них внимания, потому что дорога была долгой, до самой зимы, а листья на деревьях даже не начинали желтеть. Мальчишки вскоре отстали, самые бойкие вернулись в деревню, а кто послабее, тот завяз в красной земле и ждал помощи от взрослых. Марфа шла вперёд, глядя перед собой, но не различая ни дороги, ни солнца, ни ветра. Она видела только Мишко, кровь от крови своей. Учитель с корабля слепых качал головой и цокал языком, а священник с корабля слепых морщил лоб и грозил своему небесному командиру маленьким кулаком.
Водители вышли из чёрных машин, и главный подошёл к мальчику. У водителя было одутловатое лицо, лоб его покрывали тяжёлые складки. Создавалось ощущение, что он натянул на себя чужую кожу – впрочем, так оно и было. Он снял свои чёрные очки и внимательно посмотрел в глаза Мишко, а последний разрешил чёрному человеку сделать это.
Марфа уже не могла идти, её ноги стёрлись практически до самых коленей, и она ползла на руках, падая соляным лицом в красную от крови мужа грязь. Возница с корабля слепых хотел отправиться ей на подмогу, но священник с корабля слепых остановил его, сказав, что она должна сама преодолеть этот путь.
Чёрный человек, посмотрев в глаза Мишко, понял то, что до него открылось Блажо и учителю с корабля слепых. Он сделал шаг назад и движением руки остановил птиц, летящих в небе, рыб, плывущих в воде, и зверей, бегущих по лесам. Он остановил дорогу, и деревню, и старуху-ключницу, и пулемёт в низине, и облака, опускающиеся на землю. Только Марфа ещё кое-как двигалась по застывшей дороге, и впереди уже маячили стеклянные башни города. Её руки препятствовали ногам, её глаза показывали совсем не то, что слышали уши, а в волосы вплелась случайная стрекоза и застыла там по приказу чёрного человека.
Чёрный человек стал в церемонную позу, поднял руки, точно Атлант, поддерживающий небесный свод, и сказал ровным механическим голосом:
«Капитан корабля слепых умер».
Это всё объясняло. Нашествие чёрных автомобилей, превращение Марфы в соляной столп и – самое главное – появление Мишко на свет.
Фразу человека в чёрном слышала и Марфа. Уже наступала зима, когда она добралась до города, но человек в чёрном по-прежнему стоял напротив мальчика и ждал его единственного слова. Слово, которое должен был произнести Мишко, могло быть коротким или длинным, оно могло принадлежать любому языку и любому народу, оно могло пахнуть ладаном, желчью или книжными страницами, но оно должно было являться именно словом, а не жестом, не движением, не порывом.
Она хотела предостеречь сына, потому что ей казалось, что она понимает больше него. Она протянула руку, но до Мишко оставалось целых две руки, и она не дотянулась. Она упала на асфальт и растеклась соляной лужей, а когда наступила весна, в этом месте появились белые цветы.
