Анатолий Радов - Студия «Боливар»
Я стал думать об Алине. О её зелёных глазах, запахе, тёплых руках. Сколько у меня было там? — спросил я себя. Две. И я их любил. Любил? Или то всё было следствием юношеской гиперсексуальности? Да и что такое — любовь? Разве кто-нибудь знает? А если и знает, то не может выразить словами. Поэтому любовь всегда тайна. Когда тебе кто-то нужен, это уже любовь? Или ещё нет? А когда же тогда любовь? Когда сердце готово без неё прекратить свой монотонный стук? Или когда ты несмотря на свою привычку к одиночеству, вдруг хочешь провести всю оставшуюся жизнь с нею? Когда же начинается эта чёртова любовь?
Мои размышления о любви прервало наступление времени тьмы. Всё произошло как обычно. За какую-то минуту на этот мир наползла непроглядная тьма, отобрав возможность видеть, и я превратился в слух.
Я стал прислушиваться, и мозг оккупировали мысли о крысах. Теперь, во тьме, вероятность быть съеденным ими показалась мне не просто реальной, а реальной до жути. А что если и в самом деле они придут сюда, чтобы утолить свой голод и жажду мести? Разве не могли эти твари запомнить меня, визуально, по запаху, или чёрт его знает по чём?
Несколько минут вокруг стояла полная тишина. Та, которая здесь была самым обычным делом, и к которой я успел привыкнуть, или вернее свыкнуться, ещё в первые дни своего пребывания в этом дурацком мире. А потом я услышал едва различимый шорох.
Я инстинктивно повернул голову на шум, но шум несколько минут не повторялся.
Показалось, решил я. Но как только я так решил, шорох повторился.
Это крысы, пронеслось в голове. Кому ещё тут быть?
Шорох приближался, очень медленно, метр за метром, словно крысы боялись. Наверное, они не знали о том, что я привязан, да и откуда им было об этом знать с их крысинным мозгом, и поэтому осторожничали.
Я громко крикнул. На несколько минут после крика шорох пропал. Крысы остановились, раздумывая, стоит ли им со мной связываться.
Если бы я их видел, мне было бы не так страшно. Но ощущать и не видеть — такой ограниченный способ стал изматывать мои нервы.
— Суки! — крикнул я, стараясь придать своему голосу уверенность — Как только вы подойдёте, я прикончу вас. У меня в руках копьё, и оно ждёт ваших глоток и рёбер.
Крысы продолжили раздумывать. А я стоял в полной тьме и понимал, что очень скоро они прекратят раздумывать и разгадав моё положение, обретут наглость и нападут. Как бы не старался я сыграть развязного, уверенного в себе парня, крысы это не люди. Они животные, способные распознать слабость по самым мельчайшим признакам. Хотя и среди людей полно таких мастеров. Среди людей, крыс и шакалов. Вот они те, которые только и выжидают, когда жертва проколется, покажет своим поведением слабость, подаст им сигнал, и тогда они будут кромсать её на кусти, не в силах остановиться, не в силах изменить своей природе.
И они почувствовали. Вибрации моего страха коснулись их чувствительных усиков, и они разом шагнули вперёд. Громкий шорох заполнил собою бездушную тишину.
— Проваливайте, твари! — закричал я изо всех сил, но этот крик лишь придал им уверенности. Слишком много в нём было отчаяния и обречённости. Наверно, промолчав, я дал бы им меньше повода для их уверенности и наглости.
Они приближались, шурша своими оголёнными лапками, и если бы с неба светила луна, я бы увидел десятки светящихся от голода и ненависти глаз.
И я почувствовал их запах, неприятный, до лёгкой тошноты в гортани, словно в ней вдруг оказался комок шерсти. Они пахли самой мерзостью. Я всегда удивлялся, почему одно животное покрытое шерстью, например кошка или кролик, вызывают симпатию, а крысы, и даже миловидные мышки, способны родить только отвращение?
Крысы приближались и я не знал, что мне делать? Да и был ли у меня хоть какой-то выбор действий? Я мог лишь по-дурацки стоять и ждать. Чего? Наверное, того момента, когда они начнут впиваться в меня своими вонючими зубами и острыми коготочками
Я почувствовал, как одна из них скользнула по моему кроссовку, радостно пискнув. Потом другая вцепилась в джинсы и потянула на себя. Я представил, как из их полураскрытых пастей стекают слюни, и стал отчаянно дёргаться и кричать. Я понимал, что это ничего не изменит, но страх заставлял меня делать бесцельные, скованные телодвижения, взяв в свои липкие руки управление моим телом.
Второй крысе наконец удалось разорвать крепкую джинсовую ткань, и она сладострастно провела мордочкой по моей ноге.
— Тварь! — крикнул я изо всех сил и едва не заплакал от неспособности хоть чем-то помешать ей, чувствуя, как с десяток мордочек стали лихорадочно тыкаться в мои ноги.
Порвавшая джинсы вцепилась в мою икру, и я закричал от боли.
— Инго! — раздалось в метрах десяти от меня.
— Я здесь — заорал я, плохо соображая, что происходит.
В темноте громко зашуршали шаги. Потом послышался злобный писк и глухие удары.
— Алекс?! — спросил я криком.
— Сколько ж их тут — услышал я его голос, и несмотря на боль в прокушенной икре, улыбнулся.
Послышался хруст костей. Видимо Алекс воткнул наобум копьё в одну из этих тварей. Я стал по мере возможности дёргать ногами, стараясь хоть как-то раскидать толпящихся возле меня тварей.
Алекс был уже рядом, я не видел его, но отчётливо слышал, как он тяжело дыша, орудует копьём и ногами.
Крысы почувствовали, что их преимущество понемногу тает, и стали, громко вереща, ретироваться. Алекс уже пытался развязать верёвку.
— Чёрт, неплохо привязано — бормотал он, работая руками и ногами. Несколько наглых тварей, видимо самых крупных, не спешили покидать поле битвы, продолжая атаки.
Я вдруг почувствовал, что правая нога свободна, и дёрнул ею, сбросив карабкающуюся вверх крысу.
— Сука — крикнул я — Ещё б чуть-чуть, и до горла доползла б.
— Сейчас, почти развязал — сквозь зубы проговорил Алекс.
Я шевелил ногой, почти не чувствуя её, и ощущение было не из приятных. Я представил, что будет, когда Алекс отвяжет меня. Наверное, рухну на землю, не сумев устоять. Но когда верёвка упала, я к своему удивлению не рухнул, а остался стоять, оперевшись спиною на дерево.
— Сможешь идти? — спросил Алекс.
Я сделал неуверенный шаг вперёд, глубоко припав на левую ногу.
— Минуты через три смогу — выдохнул я.
— Окей — сказал Алекс, и тут же раздался душераздирающий визг. Визжала крыса, которую Алекс видимо придавил к земле ногою.
— Пусть орёт! — закричал он почти мне в ухо — Другие убегут!
Я суматошно мотал руками и дёргал ногами, стараясь разогнать кровь, чтобы она вернулась в покинутые ею места. Во всякие маленькие каппиляры, в которых её уже несколько часов не было. Возвращаясь, кровь причиняла нестерпимую боль, и я стиснул зубы, чтобы не завизжать, как придавленная крыса.
