Николай Бондаренко - Бремя «Ч»
— Прошу включить диктофон. — Замерцали лампочки, и я стал рассуждать о работе гениального скульптора, которая, безусловно, принесет бессмертие Карлу Великому. Коснувшись художественных достоинств гигантского изваяния, я не мог не отметить скромность человека, с которого вылеплен столь выразительный портрет. Отдельно я говорил о карловском лице, отдельно — о жесте левой руки, отдельно — о жесте правой. И конечно же — о могучих ногах, которые прекрасно несут прекрасное тело. Особого внимания удостоилась надпись «Это я. Отныне и навсегда» и предполагаемый ландшафт, где будет установлен редчайший монумент…
Карл слушал, покачивал головой и наконец сказал:
— Неужели, Чек, ты и вправду так думаешь? Обо мне? После твоих пакостей трудно поверить… Тем не менее, Чек, на добро я отвечаю добром. Знаю, ты терпеть не можешь, когда твой дом охраняют. Отныне ты предоставлен самому себе. Никто тебя оберегать не будет.
Карл гордо удалился, не разрешив себя провожать. Я опять остался один, наедине с мрачными мыслями. Что же происходит со мной? Очень похоже на испытание. То и дело содрогаюсь я, размышляя о человеческой низости, о дрянных поступках самого совершенного земного создания. Не перестаю удивляться: как высоко может вознестись человек и как низко себя уронить…
Уже поздняя ночь, но сна ни в одном глазу. Оделся, вышел на свежий воздух. Людей за калиткой и впрямь не видать, полная свобода!.. Ни в шахту, ни в тюрьму возвращаться не хочется…
Негромкий свист заставил вздрогнуть. Неужели Роб?… Я кинулся на улицу и наткнулся на… Вора!
— Я понял, — заговорил он жарко, загородив лысиной луну, — железная птичка могла высадить только тебя. Но зайти в твое жилище не решился.
— Правильно. Наткнулся бы на…
— Видел!.. И умолял судьбу помочь. Спасибо, пока не обижает!.. И тебе спасибо. — Вор волновался, и речь свою выдышивал рваными фразами. — Расшаркиваться не буду. Но знать мою душу ты должен!.. Я выполню то, что обещал. Принесу ключ!
На меня нашло озарение:
— Мне ключ не нужен.
— Как же без ключа? — Вор растерялся.
— В Ноосферу идут другим путем.
— Серьезнейший разговор! — воскликнул Вор. — А мы на улице! А мы топчемся на ветру!
— Денег нет, — сказал я.
— А в долг? Тебе дают.
Пришлось сознаться:
— Понимаешь, с некоторых пор я не пью.
— Хочешь обидеть? — не поверил Вор. — А ведь разговор — серьезней не бывает!
— Уговорил, — согласился я. — Только по одной.
В ближайшем ночном баре заказал два «бренди». Твердо предупредил Вора: больше не будет, обе рюмки твои. Вор одну осушил, а вторую сердито отодвинул.
— Давай про путь. Слушаю.
— Прости. — Мне показалось, Вор меня не поймет. — Эта сфера не для тебя.
— Это почему? — обиделся Вор.
— Нужна сила воли. Огромнейшее желание, наконец. — Нет, я уверился рецепты не для этого человека. Однако Вор не сдавался:
— Оскорбляешь! То и другое в избытке.
— Не заметил.
— Хочешь, докажу? — Он махом опорожнил вторую рюмку.
— Не докажешь. Потому что первое условие — отказ от… — Я выбрал словечко побольней. — От пьянства!
Вор заметно сбавил пыл, но согласился:
— Можно и без… согревающего.
Готовлю следующий удар: уж он-то сразит наповал.
— Второе условие — библиотека. Иди и совершенствуйся! Душа и ум сами приведут к священным вратам.
Реакция Вора была неожиданной — он рассмеялся.
— А, знаю, откуда ты взялся1 Жена не ошиблась!
— Извини, — сказал я Вору на прощание. — Хочу спать!.. Передай супруге мой поклон. И, пожалуйста, не провожай!
Не помню, как добрался до постели и уснул. Но явно не выспался, когда был разбужен телефонными трелями. Ри бодро приветствовала:
— Доброе утро!
— Доброе… — пробормотал я.
— Уже половина девятого!
Я бросился приводить себя в порядок и одеваться. Спасибо Ри, не то бы пришлось оправдываться перед Карлом. А когда вошел в приемную, первым делом поблагодарил девушку за побудку.
Вышел Карл, поманил меня за собой в кабинет без номера и назидательно произнес:
— Хочу, Чек, преподать тебе последний урок. Смотри и запоминай! Поблажек больше не будет.
В дальнейшем Карл действовал так, будто меня рядом не было и собирался в дорогу он один.
Он долго облачался в костюм, похожий на скафандр, тщательно застегивался и зашнуровывался. Я понял: то же самое надлежит сделать и мне. Костюм, предназначенный для меня, находился здесь же, на вешалке. Внизу, на подставке, массивные тяжелые ботинки взглядывали на меня блестящими металлическими пуговками — ну что ты медлишь, поторапливайся!
Карл, завершив одевание, подхватил прозрачный колпак, перенес его на согнутую левую руку и парадно зашагал на крышу к геликоптеру. Я, повторив действия Карла, поспешил вслед за ним.
Геликоптер мотал нас в воздушных потоках целых полдня. Карл стоически выдерживал эту пытку, хмурился и упорно молчал. Лишь однажды извлек из-под сиденья записную книжку, что-то черкнул в ней и произнес с назиданием:
— Видишь, Чек, мысль работает в любых условиях, даже в самых неблагоприятных. Пишу! А ты ленишься, любишь поспать. Нехорошо!
— Исправлюсь, господин Карл.
— А, — взмахнул он рукой и отвернулся.
Приземлились на небольшом космодроме. Три остроносых звездолета, окруженные ажурными фермами, были нацелены в небо. Настроение у меня поднялось — словно от встречи с особенно дорогими людьми. Действительно, от всего, что я увидел, веяло щемящей близостью, было до малейших деталей знакомо, хотя я находился здесь впервые…
К нам подошли люди в кожаных куртках, с серебряными эмблемами на форменных фуражках. В центре эмблемы изображена ракета, похожая на меч.
Карла куда-то любезно пригласили, но он выразительно постучал пальцем по циферблату ручных часов: времени нет.
— Вперед! — распорядился Карл.
Мы надели прозрачные колпаки и направились к ближайшему звездолету.
Вслед за Карлом я занял указанное место во второй кабине. В первой, у обширной приборной доски, расположились два космических пилота. В иллюминатор мы увидели, как развалились, словно лепестки огромного железного цветка, опорные фермы, и услышали команды приготовления к старту.
Через полчаса мы уже не могли шелохнуться, придавленные к креслам все возрастающей скоростью и земным притяжением. Но вот Земля отпустила нас, и Карл поплыл к потолку, как рыба. А меня удерживали ремни, которые я не хотел отстегивать, привлеченный земными видами.
Карл, барахтаясь, с трудом опустился в кресло, пристегнулся и тоже прильнул к иллюминатору.