Евгения Лопес - Черная дыра (книга 2)
К Алану подошла Энита. Он обнял ее за плечи, заглянул в глаза и, как ни беспокоился за Дайо, все же не смог сдержать счастливой улыбки: именно этого момента он ждал столько долгих дней…
– Господин пилот, – вежливо окликнул его У-Шор. – На звездолете обнаружены четверо живых. Троих из них, первого пилота и двух солдат, пребывавших в карцере, мы пока отправили под арест. А что делать с господином Хадкором? Все-таки он сын Президента Верги…
И перед ними предстал Хадкор: с конвоем за спиной, в наручниках. Он опустил голову – поверженный, побежденный, беспомощный, – человек, которого Алан ненавидел. И чью судьбу должен был сейчас решить…
Вергиец вдруг поднял глаза и посмотрел – но не на Алана, а на Эниту. И было очевидно, что он не видит и не замечает никого вокруг, кроме нее. И такая тоска, такая горестная нежность теплились в его взгляде, что Алан вдруг понял – он сейчас страдает так, что более ужасных мук не испытает, пожалуй, никогда в жизни… И почувствовал, как собственное сердце заполняет жалость – вытесняя, изгоняя ненависть – полностью, без остатка, словно очищая, освобождая от гнетущей, нелепой тяжести…
– Заприте его пока где-нибудь, – со вздохом ответил он У-Шору. – Только в нормальных, человеческих условиях… Мы заберем его с собой на Атон, сдадим с рук на руки отцу.
У-Шор снова поклонился, и по его сигналу охранники увели вергийского «принца».
– А куда прикажете доставить Вас и девушку, господин пилот?
– В больницу, конечно, – он даже удивился такому странному вопросу. – Будем ждать окончания операции.
– Хорошо. Я провожу вас.
В больнице, в комнате возле операционной, к ним присоединились Веланда и Гела, которую ученый привез в кресле-каталке. Три часа напряженного, щемящего ожидания, и вот, наконец, стеклянные двери распахнулись, и появилась Айзук.
Они окружили ее; девушка сняла маску и улыбнулась. И от этой улыбки у всех разом отлегло от сердца…
– Все хорошо, – сказала она. – Но транспортировать его пока никуда нельзя. Он должен лежать, ему необходима сложная аппаратура. Поэтому вылететь на Атон мы не сможем раньше, чем дней через пять.
– Вас разместят в лучших гостиницах, – тут же объявил У-Шор.
Алан покачал головой.
– Пять дней… Конечно, надо так надо, подождем… Но Рилонда… Он будет очень нервничать.
ГЛАВА 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Нервничать Рилонда начал на третий день после того, как, по его подсчетам, друзья должны были вернуться на Атон. Сначала он каждые два-три часа звонил директору Космического Центра, до тех пор, пока тот не намекнул деликатно, что, как только появятся новости, он тут же сообщит их сам. Затем просто сидел в кресле, крутя в руках стакан, в который сам же забыл налить маньяри, и мучительно выстраивал всевозможные предположения о том, что могло случиться на «Урагане». На пятый день предположения закончились.
Сердце безостановочно ныло; он уже не мог сидеть, и только ходил из угла в угол по гостиной, мимо столика, на котором лежал молчавший телефон. Именно сейчас он в полной мере понял и прочувствовал значение слова «извелся»: успокоить въедливую грызущую боль не помогали ни утешения отца, ни собственная, таявшая с каждой минутой надежда…
Желанный, вымоленный, выстраданный звонок раздался утром шестого дня.
– Ваша звездность, – доложил директор Центра. – Экспедиционный корабль приближается к орбите. Посадка планируется через час.
Он вскочил с кровати, на которой без сна пролежал всю ночь.
– Спасибо!
Через час он был на посадочной спецплощадке, той самой, где три недели назад приземлилась шлюпка. Тогда его ждал непредвиденный, неприятный «сюрприз». О том, что будет на этот раз, он боялся даже думать, и только глубоко дышал, стараясь унять лихорадочную внутреннюю дрожь…
Звездолет приземлился, люк распахнулся, и в нем появилась Гела. Она улыбнулась, и по этой улыбке – легкой, счастливой – он мгновенно понял, что все в порядке. Радость нахлынула ликующей волной, сметая страхи, тревоги, сомнения… Он подхватил ее с последних ступеней трапа в объятия и долго-долго целовал, прижимая к сердцу и повторяя:
– Больше никогда… Никуда… Тебя…Не отпущу…
Она прошептала в ответ:
– Да мне и самой что-то больше никуда не хочется…
Он улыбнулся.
– Это ты сейчас так говоришь…
Следующим спустился Веланда. Он протянул принцу руку, но тот не пожал ее, лишь смерил ученого сверху донизу холодным, враждебным взглядом. Веланда опустил голову и медленно побрел к выходу. Наблюдавшая за этой сценой Гела воскликнула:
– Рилонда, не надо с ним так! Он ухаживал за мной! Если бы не он, я бы погибла!
Принц смутился.
– Я сейчас. Веланда, подожди!
Он догнал ученого. Тот остановился и поднял голову. Взгляды их встретились.
– Ты все знаешь, – фраза прозвучала не вопросительно, а утвердительно.
– Амёнда рассказал мне. После того, что сделали вергийцы, у него не было выбора.
– Я понимаю. Я не виню его.
– Прости меня, Веланда, – принц подал ему руку. – И спасибо тебе.
– Это ты меня прости, – ответил ученый, пожимая ее. – И пожалуйста, не упрекай ни в чем Гелу. Она ничего не знала, и… она действительно очень любит тебя.
– Я и не собирался.
Веланда слабо улыбнулся.
– Это хорошо. А я уеду. Мне нужен год, может, чуть больше… Я сейчас домой, а потом – сразу на самолет, в Южную обсерваторию.
– Может быть, останешься на несколько дней? Отец хотел поблагодарить тебя. И, кроме того, мы не обсудили результаты исследования Декстры.
– Нет, не могу… Не могу. Мне нужно уехать. Сейчас. А результаты обсудим по Интернету.
– Тебя отвезут, я распоряжусь о машине. Свяжемся завтра.
– Да, хорошо. До завтра.
– До связи…
Он скрылся за дверями, ведущими в помещение космопорта. Принц вызвал по телефону машину, затем, вернувшись к трапу, обнял по очереди вышедших из корабля Алана, Эниту, Айзук.
– Я так рад… Слава звездам, вы вернулись! А где Дайо?
– Дайо нужно какое-нибудь кресло-каталка. Айзук пока не разрешает ему ходить. Он был ранен, огнестрел. Хадкор стрелял в него, – пояснил Алан.
Рилонда потемнел лицом.
– Огнестрел? Тяжело ранен?
– Да, тяжело. Но он уже выздоравливает. Айзук сделала ему операцию.
– Айзук, – принц улыбнулся девушке. – Прими мою искреннюю признательность. За профессионализм и бесстрашие. За Гелу и Дайо.
– Ладно, чего уж там, – махнула рукой она, но щеки ее при этом чуть порозовели: было заметно, что ей очень приятно.
