Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян
– Все понятна, братва. Все понятна. Ничего не пропадет, – тут же пообещал старший душман.
50
Лишь перейдя улицу и свернув в переулок, приятели стали приходить в себя, а Серега признался, что чуть не намочил штаны.
– И что характерно, Леха, никто нам не верит. Ни милиция, ни душманы – всем траву подавай, как будто никто, кроме нас, дорогу в парк не знает.
– А ты здорово с цилиндром придумал. Я даже сам немножко испугался, так ты все натурально представил – вроде как бомба… Ты, Серег, прям артист разговорного жанра. Как Шекспир какой-нибудь.
– Станешь тут и Шекспиром, и Спинозой, когда тебе ножиком угрожают. Ну, где твой Зензивер?
– А вот тут через заборчик, потом вдоль стройки, потом мимо воровского автосервиса и, считай, на месте.
За забором друзья спугнули семью котов, у стройки их чуть не прибило упавшим кирпичом, а возле воровского автосервиса, где днем и ночью перебивались номера на угнанных машинах, друзей приняли за милицейских агентов.
– Эй, парни, – обратился к ним, появляясь из дверей, директор автосервиса. – Я же вашему полковнику вчера только платил!
– Не, мы не по вашей части, – замотал головой Леха. – Мы к Зензиверу – металл несем.
– А-а, ну тогда извините, – сказал директор, продолжая недоверчиво коситься на подозрительную пару.
Наконец, после стольких приключений, Сергей и Леха все же пришли в каморку подпольного приемщика.
– А-а, – протянул тот, – Леха. Чего принес? Золото-брильянты? – – Довольный своей шуткой, Зензивер засмеялся.
Вдоль стен помещения, которое он занимал, стояли плиты с надгробий, барельефы и скульптуры. В отдельной коробке валялись четыре «чижика-пыжика», украденные в Питере и вывезенные в столицу контрабандой.
– Латунь, – коротко ответил Леха.
– Латунь-малтунь… Ну показывай.
Окуркин взял у Сереги увесистый сверток и, развернув его, подал турку цилиндр.
– А это точно латунь, Леха? – спросил тот, покривив физиономию.
– А чего же еще?
– Ну, может, оболочка тонкая, а вовнутри свинец. Что-то она очень тяжелая.
– Тяжелая – это хорошо. Тяжелая – значит металла много.
– Как сказать.
Зензивер поскреб выбритую до синевы башку и поставил цилиндр на весы. Стрелка встала на пять килограммов, да еще на пару килограммов весы были отрегулированы в пользу приемщика.
– Ладна, Леха, беру себе в убыток, – объявил Зензивер и, достав из кармана пачку разномастных ассигнаций, стал выбирать самые потертые.
– Вот, Леха, держи свое богатство.
– Эй, а откуда у тебя этот пионер? – поинтересовался Тютюнин, указывая на скульптуру мальчика в трусах, при галстуке и с горном в руке.
– Павлик Морозов – из детского лагеря, – со вздохом произнес Зензивер. – Памятник уходящей эпохе – теперь он никому не нужен, кроме меня… Ну ладно, хватит вопросы спрашивать, деньги получили – уходите…
Тютюнин и Окуркин спорить не стали и покинули убежище беспринципного приемщика.
Едва клиенты ушли, Зензивер схватил отвертку и стал выкручивать маленький, неприметный с виду винтик, который сильно заинтересовал турка.
– Нери-нери-не-е-ей… Нери-нери-не-е-ей… – напевал Зензивер, высовывая от усердия язык.
Наконец винтик вышел и следом за ним поднялась круглая крышечка, которую он придерживал.
Грязным ногтем приемщик поддел эту крышку и, заглянув внутрь цилиндра, радостно затараторил на родном языке.
Весь внутренний объем цилиндра оказался заполнен красными круглыми камешками, которые, без сомнения, являлись рубинами.
Зензивер на мгновение затаил дыхание, перед его затуманенным взором пронеслась вереница полногрудых «наташ», вилл в Италии и Турции, белых «мерседесов» и огромных, самых огромных отар баранов.
Стряхнув с себя пьянящий сон, Зензивер отбросил крышечку и сунул пальцы в рубины…
Грохот сильного взрыва настиг Леху и Сергея, когда они проходили уже мимо воровского сервиса.
Друзья обернулись и увидели, как летят в небо обломки кирпича и старых стропил. Подготовленного к сносу здания, где временно квартировал Зензивер, больше не существовало.
– Как ты думаешь, это чего такое? – спросил Тютюнин, боясь поверить в свою догадку.
– Даже не знаю, что и подумать, – пожал плечами Окуркин. – Хотя в таких случаях обычно говорят: взрыв газа.
51
На следующий день вместе с мешком травы Тютюнин принес на работу яйца. Не то чтобы ему нравилось их носить, однако наступила его очередь высиживать.
– Ты сегодня за наседку? – спросил Кузьмич. – Прямо вместе с гнездом припер.
– Это не гнездо, – ответил Тютюнин, включая в розетку штепсель нагревателя молочной смеси. – Это сено наше. Гербарий.
– Кого ждете – мальчиков или девочек? – серьезно поинтересовался Кузьмич и начал разбирать пучки травы.
– Ой, – махнул Серега рукой, – мне уже все равно. Поскорей бы вылуплялись, что ли. Хотя и дождей еще не было – яма как была пустая, так и осталась.
– Не пойдет дождь, дашь объявление в газету, дескать, меняю очаровательных щеночков фламинги на двух нандов, в хорошие руки и все такое.
– На кого? – переспросил Серега.
– Нанды. Страусы такие. Они по песку бегают, им пустыня как нам пивной ларек – полная гармония. Пустишь их в сухую яму, и пусть там плодятся.
– Так ведь им тоже чего-то жрать надо…
– А в яме что, совсем ничего не растет?
– А чего там будет расти – глина одна…
– Глина, – задумчиво произнес Кузьмич. – Есть одна идейка. Давай посадим в яме саксаул. Его даже верблюды едят.
– Так, может, мне прямо верблюдов туда и пристроить?
– А что? Тоже хорошо. Нанды будут нестись, как куры, а верблюдов доить можно.
– Доить? – с сомнением переспросил Серега.
– Запросто. Я в Саудовской Аравии три года нефтепроводы взрывал, так на одном верблюжьем молоке жил. Я тебе разве не рассказывал?
– Нет. А это что за неизвестный товар?
– А-а, это вчера диггер снова приходил. Я ему денег не дал, сказал, что ты, как самый главный, должен посмотреть. Он небось уже под дверью мается.
– Точно, видел я его… – кивнул Серега, ощупывая мех огромной шкуры. Она была меньше, чем у мамонта, однако…
– Пещерный медведь это, – подсказал Кузьмич, разглядывая через треснутую лупу какую-то травинку.
– Пещерный медведь?
– Он самый. Косолапус гигантус.
– Не может это быть медведь, не по науке это.
– А ты в другой тюк загляни, только смотри не упади.
– А чего там? – спросил Серега, однако Кузьмич ничего не ответил и лишь улыбнулся.
