Владимир Перемолотов - Долететь и остаться
Он вздохнул и сказал уже очевидное.
— На кого-то из своих думать надо.
— Заговор? — с сомнением спросил Император. — Тут?
Не верилось как-то в заговоры в ближнем кругу. В столице все было на виду.
— Нет. Про заговор я бы знал. Нет, Мовсий. Я не хвастаюсь — ты же знаешь. Столичный заговор всегда на виду.
— Тоже тогда?
— Чья-то злоба… Дальняя злоба.
Он вспомнил единственного оставшегося в живых злодея.
— А раненый?
Оберегатель кивнул, показывая, что понял.
— Молчит.
Опережая вопрос, готовый сорваться с Императорских губ добавил.
— Палачи с ним еще не работали. Только лекари. Он без сознания. Надо ждать.
Разговор вдруг надоел Императору.
Прошлой ночью брат Черет показал-таки ему новые Бегущие Звезды. Он не увидел трех, но две наблюдал. «Вестницы несчастий», как из назвал монах, действительно бежали по небосводу, в отличие от своих сестер, неподвижно стоящих в тех местах, в которых их прикрепил Карха. В тот миг он почувствовал, что привычный мир, который окружал его с рождения, стал разваливаться на части и превращаться неизвестно во что. Страх, приведший брата Черета в зал Государственного совета, стал понятен. Мир рушился прямо на глазах — куда уж страшнее…
Что такое в сравнении с испытанным вчера страхом, эти нелепые загадки — бешеные рыбы, лже-альригийцы?
— Ну и лечи его, думай чья злоба, — мрачно сказал Мовсий. Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Ты моих врагов наперечет знаешь. Давай, что б в каждой дыре, где они прячутся, по твоему шпиону сидело.
Глядя в удаляющуюся спину, Император подумал.
«Может быть и обойдется? Мало ли бед мимо пролетело? Карха милостив…» Мысль мелькнула и пропала, оставив после себя мерзкое ощущение беззащитности. Мовсий подошел к окну.
Там, кроме беснующихся в бассейне рыб, была видна выложенная плитами известняка дорожка, что вела ко входу во дворец. По дороге без спешки брел какой-то Брат по Вере. От его одинокой фигуры веяло такой уверенностью, что в душе Императора всколыхнулась надежда.
«Вот придет сейчас брат Черет и скажет: Все кончилось. Исчезли звезды… Нет больше беды над нами…!» Дверь позади скрипнула, и Мовсий повернулся в полной уверенности, что пришел именно Старший Брат, но вместо постной физиономии Брата по Вере увидел озабоченное лицо Сеган-джи.
Лицо у оберегателя за несколько мгновений отсутствия сделалось какое-то потерянное.
Император сел, понимая, что сейчас услышит нечто из ряда вон выходящее. Не в обычае Сеган-джи было так вот запросто врываться к Императору.
— Ну?
— Ночью кто-то проник в Дворцовую тюрьму.
Что такое его личная тюрьма Император хорошо знал. Знал, как устроена и как она охраняется. Слава Кархе, за последние двадцать лет оттуда не было ни одного удачного побега. Попытки, конечно, были, но все они заканчивались одинаково. Больше всех повезло эркмассу Толира, который, переодевшись монахом, дошел до ворот, но там, правда, и был зарублен.
— Поймали? — спросил машинально Мовсий и тут же понял, что сказал глупость. Если бы поймали вместо «кто-то» прозвучало бы имя.
— Нет. Там было колдовство.
Император откинулся назад и недоверчиво посмотрел на Тайного Оберегателя. Тот не смутился, а напротив кивнул, подтверждая свои слова.
— Колдовство во дворце Императора? — спросил Мовсий. — Рядом с часовнями Братства? Рядом с Поясом Кархи?
В словах было больше недоумения, чем упрека, что мог обрушиться и словом, и ударом меча. А глаза все же у Императора стали нехорошие, и Сеган-джи мысленно поежился.
— Кто-то сбежал?
— Да. Последний из покушавшихся…
Глаза Императора сузились.
— Сбежал? Ты же только что говорил, что он ни говорить не может, ни двигаться!
Мовсий наклонился вперед. Гнев начал накатываться на него, но он еще держал его в узде… Сеган-джи правильно уловив момент, упал на колени.
— Правду говорю. Не мог он сам уйти. Унес его кто-то…
— Кто?
— Не знаю! Колдун..
— Колдун? — оскорблено спросил Мовсий. — Не слишком ли много колдовства развелось во дворце?
— Я не знаю кто этот колдун, — повторил Оберегатель. — Но это точно колдовство.
По бледному лицу заструился пот.
— Колдовство? — повторил Император, глядя как капли выступают на коже и медленно спускаются вниз по лбу и щекам. — Колдовство в Империи кончилось вместе с Всезнающим. Нет колдовства в Империи более! Не осталось ни колдовства, ни колдунов!
Это-то Сеган-джи знал не хуже Мовсия, но все же упрямо повторил.
— Колдовство.
Мовсий почувствовал, что над ним нависает еще одна загадка, в добавок к уже имевшимся, как будто мало их было. Так и не встав с коленей Сеган-джи придвинулся к нему.
— Ни одного трупа, — прошептал он. — Ни одного! Словно друг заходил.
В его голосе Мовсий вдруг уловил злое отчаяние. Точно такое же, какое недавно ощущал и сам.
— Колдун открыл все двери, а стражей обездвижил до самого рассвета.
— А замки?
— Какие замки для колдуна? Открыл!
Оберегатель говорил правду, словно раздевался перед Императором — на, смотри, мне скрывать нечего!
— Колдовством?
Сеган-джи явно хотел сказать «Да», но не посмел. Пальцем он начертил в воздухе косой крест.
— Огнем вырезал. Словно раскаленным прутом провел.
— Это не колдовство, — сказал, наконец, Император.
Душу затопила злая растерянность. Он смотрел на Оберегателя, понимая, что еще немного и прикажет его обезглавить.
Но он сдержался.
— Это не колдовство, — повторил Император. — Колдуну достаточно слово сказать, а тут прут, жаровня… Нет. Это люди. Все не так… Уйди.
Не было в происходящем его вины. Какая тут вина, если над головой крутятся Бегущие Звезды?
Говорить больше было не о чем. Прав Старший Брат — разваливается этот мир. Где справедливость? Долженствующий раскрывать тайны Сеган-джи вместо этого взгромоздил на его шею еще одну…
Когда тот ушел, Император несколько мгновений сидел, прислушиваясь к ударам своего сердца. Он чувствовал, что находится в центре большого круга. Большая беда, словно большая рыба, ходила кругами, выжидая момент, чтоб обрушиться и сломить.
«Можно ли с этим бороться?» «Можно!» — Сказал кто-то внутри него. — «Это— не колдовство!» Невидимый молоток в груди размеренно стукал, напоминая, что жизнь еще не кончилась и впереди есть время для исправления ошибок.
«Как все сразу сошлось и звезды и покушения…» — подумал он. — «Кому это, интересно, я так мешаю?» Он перебрал врагов и соседей, с которыми жил в лицемерной дружбе.
