Уильям Квик - Заложник вчерашнего дня
Ариус был загадочным миром. Чазм сам Ала себя был загадкой. Секреты, казалось, состояли из секретов же. Раскроешь один, а внутри - другой, а в другом - третий, и так до бесконечности, подобно древним земным игрушкам. Как это они назывались? Матрешки, кажется, изобретение русских.
На Ариусе всегда происходило много странного и необъяснимого. И вот теперь - Томас. Чазм боялся его. Очень боялся. Могущество этого человека казалось устрашающим. У него были свои секреты, и он себя почти не обнаруживал. Проблеск там, намек здесь. Темная лошадка. Он нарушал все планы и не соблюдал никаких правил.
Так Чалм сидел и думал. О Гарри Хамершмидте. О страшной загадке по имени Эрл Томас. Думал и ждал.
- Ты неплохо выглядишь.
Гарри зачерпнул ложкой что-то похожее на овсянку и имевшее определенно фруктовый вкус.
- Благодарю.
- Как ты себя чувствуешь?
Они сидели одни за огромным столом из железного дерева, Гарри завтракал, Чазм с другого конца наблюдал за ним.
- О'кей. Небольшая слабость, но уже гораздо лучше.
- Медики утверждают, что не останется даже шрама.
- Хорошо бы, - Гарри сглотнул.
- Для такого молодого парня, как ты, неприятно было бы иметь подобное украшение. Девушки и все такое...
Юноша осторожно положил ложку рядом с тарелкой и промокнул губы белой льняной салфеткой.
- Прекратите нести чушь, Чазм.
- Что?
- Вы обращаетесь со мной, как с ребенком. Мне это надоело.
Коротышка склонил голову набок. Цвет глаз прошел через все оттенки голубого: индиго, ляпис, лазурь, аквамарин.
- Гарри, тебе семнадцать. Юридически, ты ребенок на большинстве планет. На твоей собственной планете.
- Где, Чазм? На Хоготе? Но мой отец мертв. На Земле? Я там никого не знаю. Может, здесь, на Ариусе? Я и здесь ребенок? В конце концов, я умер здесь. Хотя, можно сказать, второй раз родился.
Сарказм был таким свирепым, что Чазм отвел взор от зеленых яростных глаз юноши. Его взгляд - слишком умудренный, слишком проницательный для молодого парня - напугал Чазма. Это были глаза тайны. Но какой? Вот в чем вопрос.
- Да, - сказал Чазм.
- Что "да"?
- Ариус теперь твоя планета, если желаешь. Я состоятельный человек. Хотя я ни в чем перед тобой не виноват, но чувствую какую-то ответственность. Так что, это твоя планета. Этот дом - твой дом. Если хочешь.
На мгновение окаменевшее лицо Гарри смягчилось. Он заморгал глазами.
- Это... это очень великодушно с вашей стороны, Чазм. Очень... заботливо. - Юноша помотал головой. Голос его стал ледяным. - Но это, конечно, ложь. Не ваши слова, нет. У вас свои интересы, не так ли?
Чазм смотрел на молодого человека. Это ужасно. Такой цинизм вызвал у него отвращение, чуть ли не тошноту. Но он и виду не подал, он не мог. Потому что Гарри говорил чистую правду, и они оба знали это.
- Твой дом... - снова начал коротышка.
- Оставьте. Я принимаю ваше предложение.
- Ты согласен?
Гарри встал. Лицо его побледнело и напряглось.
- Да. Мне ведь нужно где-то остановиться, не так ли? - Он повернулся и медленно пошел к двери, потом остановился. - И вы д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ ответственны.
Чазм долго сидел неподвижно после ухода Гарри. Он лишь положил свою правую руку на левую, чтобы унять в ней дрожь.
Она вошла, не постучав. Гарри поднял голову и взглянул в ее глаза, почти такие же зеленые, как и у него, только затененные и с темными крапинками, похожие на потрескавшиеся изумруды.
- Вы кто?
Прошла неделя после того памятного разговора с Чазмом. Гарри бродил по залам и галереям огромного дома в горе, рассматривая чудеса, которые оставляли его равнодушным. Коротышка, казалось, избегал его, да и сам он не особенно жаждал общения. Он внутренне готовился к чему-то, что, он был уверен, вскоре должно было произойти.
- Глория. Можешь называть меня Глорией.
Грива черных волос, утонченные черты лица. Движения быстрые, точные и уверенные.
- Почему я должен как-то вас называть?
На ней была черная блузка, плотно обтягивающая грудь, и черные брюки. Пальцы, длинные и белые, казались единственной спокойной деталью в ее облике.
Она плюхнулась в кресло напротив.
- Если откровенно, Гарри, мне наплевать.
Гарри скривил уголки рта.
- Вам нравятся старые фильмы?
- Я сама - старый фильм, дружок. А ты?
Она начинала ему нравиться. Дело было не в физической привлекательности, хотя эти облегающие кожаные брюки пробудили в нем определенные чувства, а в ее манере держаться. Она чем-то неуловимо напоминала Фрего, какой-то уверенностью в себе, что ли. И никакой рисовки. Абсолютно никакой.
- Может быть, перейдем на "ты"?
- Согласен. Могу ли я доверять тебе?
Ее зеленые глаза сверкнули. Она подняла бледную ладонь и стала изучать свои пальцы с кроваво-красными ногтями.
- Я, кажется, не просила твоего доверия.
- Хорошо. - Он ухмыльнулся. - Мы поладим.
- Этого я тоже не просила. - Глория опустила руку.
- Кем ты приходишься Чазму?
Она непрерывно дымила, прикуривая каждую новую сигарету от тлеющего окурка предыдущей. Эта привычка ему не нравилась, но он подозревал, что его мнение мало ее заботит. Сейчас она раздавила очередной окурок о край бесценной вазы и выпустила длинное голубое облако дыма.
- А как ты думаешь?
- Ну, не знаю... Любовница. Подруга. Может, работаешь по найму?
Ее смех удивил его. Хриплый, вязкий, горловой. Чрезвычайно сексуальный. Он ощутил некоторые неудобства, как с той девушкой в ресторане, на Петербурге.
- Кое-что из упомянутого, - наконец сказала она. - Это имеет значение?
Глория нравилась ему все больше и больше. Давно он не чувствовал себя так раскованно, когда обычный разговор доставлял ему удовольствие. В ней, несомненно, были глубины, но он не испытывал желания погружаться в них. И на поверхности было неплохо.
Он пожал плечами.
- Это зависит от... - Гарри запнулся.
- От чего?
- От того, чего ты хочешь. И хочешь ли ты этого от меня.
Она улыбнулась.
- Если я чего-то хочу, Гарри, я беру это.
- Даже так?
- Да, именно так.
Они обедали вместе в огромной столовой. Чазм отсутствовал. Обычно он сидел в одном конце стола, а Гарри - в противоположном, причем так далеко, что им обоим приходилось чуть ли не кричать при разговоре. На этот раз, когда робот-официант посадил их подобным образом, Глория рассмеялась, обошла вокруг стола и села рядом с Гарри.
- Сюда, глупая ты жестянка, - сказала она роботу. - Поставь тарелки сюда.
- Чазм, - отметила она позже, - иногда ведет себя, как напыщенный осел.
Гарри опять пришлось угощаться каким-то странным деликатесом, но сейчас даже непривычная пища казалась вкусной.
- Не знаю почему, - признался он, - но мне очень легко с тобой.
