Валерий Лисин - Фантастика 1991
Катя шла рядом с Севенартом, забыв накинуть на голову капюшон плаща, на волосах и лице ее серебрились мелкие капли и стекали с ресниц, и Севенарту казалось, что Катя плачет, что она выплакивает последние слезы, что дальше в таком состоянии оставлять ее нельзя. Севенарт предложил Кате пойти переодеться, а он тем временем сам приготовит кофе. В ответ Катя лишь согласно кивнула головой.
После выпитого кофе Севенарт удобно устроился в кресле, включил камин.
— Как все-таки раньше люди были счастливы. Наверно, жизнь обитателей этого дома текла неторопливо, без нынешних тревог и бешеного ритма. Вы знаете, Катрин, этот особняк очень стар, он повидал множество людей и был свидетелем важных событий…
— Возможно, — Катя перебила плавную речь Севенарта, — но меня сейчас интересует не это… Вы можете понять, что сейчас мне не до светских бесед у камелька…
— Я понимаю и сочувствую, это моя неуклюжая попытка отвлечь вас…
— Ничто мне не поможет, — она затравленно посмотрела на него.
— Не говорите так… Если бы вы знали, какие невероятные усилия я прилагаю, чтобы помочь вам. Я забросил свои обязанности, слишком много думаю о вас… и, кажется, придумал кое-что…
— Если это ради меня, то не старайтесь.
— Не торопитесь говорить так. Я одержим мыслью спасти и Лавера.
— Неужели еще есть надежда?! О! Я воскресну, я буду жить, если это возможно.
— Ради этого я специально вызвал выдающегося ученого, на которого возлагаю все надежды… Он очень, очень высоко… — Севенарт возвел глаза в потолок и указал пальцем вверх: — Заполучить его сюда мне стоило многого.
— Он видел Жака? Сказал что-нибудь?
— Катрин, не так все быстро… Я верю, что врач постарается ему помочь. Но есть одно «но»… Скажите, вам ведь здесь неплохо живется?
— Примерно так, как в хорошей лечебнице для душевнобольных. Я даже порой начинаю сомневаться в своей нормальности. А уж об остальных обитателях и говорить нечего. Все они явно больны… Вы что же, из милосердия их подбираете? И где? Я их имен никогда и не слышала… Но самое удивительное в том, что всем им здесь как будто нравится, и они довольны — все, кроме меня…
— Катрин! Вы забыли, что если бы не мы, вас, по всей вероятности, уже не было бы в живых. Ведь вы знаете, что происходит в мире. И вы еще недовольны… Я завидую вам… Прекрасные условия для жизни и работы, Мы оберегаем вас от всех неприятностей… Не вам жаловаться и выражать недовольство…
— Спасибо, если так…
— Но как же еще? Если вы в чем-то сомневаетесь — говорите. С вами предупредительны — разве я позволю кому-либо обидеть вас?
— Да-да, все это вроде бы так… но что же насчет Жака?
— Ох, Катрин, и характерец у вас… даже моя смелость испаряется при виде вашего разгневанного лица.
— Разве то, что вы хотите сказать, должно вызывать гнев? Какие-нибудь условия? Говорите же…
— Условия… вот именно. И вы должны понять, что не я их ставлю. Дело в том, что мы можем приложить все силы, чтобы спасти Лавера. Взамен этого вы объявите миру, что современное управление народами Земли неприемлемо и непригодно для нашего времени. Я вам подскажу, что сказать в отношении членов управления союза… Они не так честны, есть достаточно материала, компрометирующего их…
— А кому это нужно? Это что же, мое участие в заговоре?
— Какой заговор? Просто силы оппозиции могут предложить лучшую систему управления миром. Существующая устарела… Взамен вы получите Лавера, свободу, то есть пока вы сможете выбрать несколько мест, где вас не достанет заболевание, а затем, когда болезнь будет побеждена, вы и Лавер будете жить открыто, богато… с вашим-то талантом…
— А к кому, собственно, я должна перейти? На кого вы работаете? Я должна это знать. И почему вы противопоставляете себя «Единству»?
— Не усложняйте все, Катрин. Мы — организация защиты свободы личности от каких бы то ни было политических систем.
— Ну уж, это детские сказки. В странах «Единства» давно следуют принципам свободы личности.
— Лишь в какой-то степени. Давление на личность, особенно творческую, существует…
— В чем конкретно? Я что-то не замечала.
— Тогда поговорим открыто… Вы хотите спасти Лавера? Так вот, только при этих условиях…
— Ах вот что! Теперь ясно… А сколько вы мне пели, что далеки от политики…
Севенарт едва удержался от резкого ответа. В нем кипела ярость. Он бы сейчас ударил эту дуру. Но злился он больше от того, что ему никак не удавалось подчинить эту особу, сделать покорной… Вот если бы ему позволили, он бы ее проучил, сделал бы куда более покладистой…
— Тогда прекратим разговор. Возитесь со своим Лавером сами…
— Это и вся плата за жизнь Жака?! И вы его точно спасете? Если да, то мне остается лишь одно — принять ваши условия. Но когда вы приступите к лечению?
— Немедленно… Мне пора встретиться с нашим высоким гостем. Как только все выясню, тотчас же найду вас. До скорой встречи, дорогая Катрин…
Козимо встретил Севенарта, как и положено ученому высшей ступени, занятому важнейшими проблемами, бесстрастно.
— Мой высокочтимый брат, я должен сообщить вам приятные новости. Вы уже, надеюсь, составили мнение об этой женщине?
— Сабининой? Да… Но не будем пока распространяться на эту тему. Так, что у вас?
— Во-первых, она соглашается оповестить мир о переходе в оппозицию. Вы представляете — какая сенсация?! Второе — это то, что она назначила цену этого. И эта цена — спасти художника Жака Лавера, картины которого вы изволили посмотреть. Собственно, он уже «исчерпан», начинает сбиваться с «заложенного» настроя, организм истощен до предела. О нем и говорить нечего. Так вот, я пообещал Сабининой, что при вашей помощи мы постараемся его спасти. Это сделать не так уж сложно. Мы используем его последние ресурсы и на недолгое время как бы «оживим». Ну… на то время, пока Сабинина оповестит мир о своих взглядах. А затем… все, как говорится, «вернется на круги своя»… Жак уйдет в небытие, она вернется сюда, но для этого необходимо что-то устранить в ней, что мешает нам полностью подчинить ее, ведь невозможно выпустить ее куда-либо отсюда, не «отключив» память о пребывании здесь. И тогда она нам еще послужит… Очень талантлива, очень, как раз то, что нам требуется.
— Идея весьма интересна… и осуществима. А теперь нам следует провести обследование вашего феномена — этой Сабининой.
Сильное впечатление на Катю произвела внешность «высокого» гостя. Он показался ей видением из средневековья, монахом-фанатиком. Ни о какой красоте в этом случае не могло быть и речи. Но и не урод, нет!
