Мэрион Брэдли - Верховная королева (Туманы Авалона - 2)
- Что Ланселету проку с того, есть у него сыновья или нет, - возразила Гвенвифар. - Он - пятый, если не шестой, сын короля Бана, и притом бастард...
- Вот уж не ждал услышать, чтобы ты - ты, не кто другой! - попрекала моего родича и лучшего друга его происхождением, - одернул ее Артур. Кроме того, он не просто бастард, но дитя дубрав и Великого Брака...
- Языческие оргии! На месте короля Бана я бы давно очистила свое королевство от всей этой колдовской мерзости - да и тебе должно бы!
Артур неуютно поежился, забираясь под одеяло.
- То-то невзлюбил бы меня Ланселет, если бы я изгнал из королевства его мать! И я дал обет чтить Авалон, поклявшись на мече, что подарили мне в день коронования.
Гвенвифар подняла глаза на могучий Эскалибур, что висел на краю кровати в магических ножнах, покрытых таинственными символами: знаки переливались бледным серебром и словно потешались над нею. Королева погасила свет и прилегла рядом с Артуром.
- Господь наш Иисус сохранил бы тебя лучше всяких там нечестивых заклятий! Надеюсь, тебе-то, перед тем как стать королем, не пришлось иметь дела с этими их мерзкими богинями и чародейством, правда? Я знаю, во времена Утера такое бывало, но ныне это - христианская земля!
Артур беспокойно заворочался.
- В этой земле много жителей, - Древний народ жил здесь задолго до прихода римлян, - не можем же мы отобрать их богов! А что бы уж там ни случилось до моей коронации... это тебя никоим образом не касается, моя Гвенвифар.
- Нельзя служить двум господам, - настаивала королева, удивляясь собственной дерзости. - Хотелось бы мне, чтобы стал ты всецело христианским королем, лорд мой.
- Я присягнул на верность всем моим подданным, - возразил Артур, - а не только тем, что идут за Христом...
- Сдается мне, вот кто твои враги, а вовсе не саксы, - промолвила Гвенвифар, - христианскому королю должно воевать лишь с теми, кто не верует в Христа.
Артур делано рассмеялся:
- Вот теперь ты говоришь в точности как епископ Патриций. Он хочет, чтобы мы обращали саксов в христианство, дабы жить с ними в мире и согласии, а не рубили их мечами. Что до меня, так я вроде тех священников давних времен, к которым обратились с просьбой прислать к саксам миссионеров - и знаешь, что они ответили, жена моя?
- Нет, этого я не слышала...
- Они сказали, что, дескать, никаких миссионеров к саксам не пошлют, а то, чего доброго, придется встретиться с ними не только в бою, но еще и перед Господним троном. - Артур расхохотался от души, однако Гвенвифар даже не улыбнулась. Спустя какое-то время король тяжко вздохнул.
- Ну что ж, подумай об этом, моя Гвенвифар. По мне, так брака более удачного и не придумаешь: мой лучший друг и моя сестра. Вот тогда Ланселет станет мне братом, а его сыновья - моими наследниками... - И добавил, обнимая жену в темноте: - Но теперь мы с тобою, ты и я, любовь моя, попытаемся сделать так, чтобы никакие другие наследники нам не понадобились, кроме тех, которых подаришь мне ты.
- Дай-то Бог, - прошептала Гвенвифар, прижимаясь к мужу, и попыталась выбросить из головы все и думать лишь об Артуре.
Моргейна проследила, чтобы все ее подопечные легли, а сама задержалась у окна, во власти смутного беспокойства.
- Ложись спать, Моргейна; поздно уже, и ты, надо думать, устала, шепнула Элейна, спавшая с нею на одной постели. Молодая женщина покачала головой.
- Кажется, это луна будоражит мне кровь нынче ночью... спать совсем не хочется. - Моргейне отчаянно не хотелось ложиться и закрывать глаза; даже если не даст о себе знать Зрение, воображение истерзает ее и измучает. Повсюду вокруг только что возвратившиеся из похода мужчины воссоединились с женами... все равно как в праздник Белтайн на Авалоне, подумала она, криво улыбаясь в темноте... даже те, кто не женат, наверняка нашли себе женщин на эту ночь. Все, начиная от короля и его супруги вплоть до последнего конюха, заснут нынче в чьих-то объятиях, кроме девиц из свиты королевы; Гвенвифар почитает своим долгом беречь их целомудрие, в точности как говорил Балан: "А меня стерегут заодно с королевиными прислужницами".
Ланселет, день Артуровой свадьбы... все это закончилось ничем, причем не по их вине. "И Ланселет при дворе почти не бывает... потому, верно, чтобы не видеть Гвенвифар в объятиях Артура! Но сегодня он здесь..." ...И, подобно ей, Моргейне, тоже проведет эту ночь в одиночестве среди воинов и всадников, надо думать, мечтая о королеве, о единственной женщине во всем королевстве, что для него недоступна. Ибо воистину любая другая придворная дама, замужняя либо девица, столь же охотно распахнет ему объятия, как и она, Моргейна. Если бы не злополучное стечение обстоятельств на Артуровой свадьбе, уж она бы его заполучила; а Ланселет - человек чести; если бы она забеременела, он бы непременно женился на ней.
"Конечно, зачала бы я вряд ли - после всего того, что мне пришлось вынести, рожая Гвидиона; но Ланселету это объяснять не обязательно. И я сделала бы его счастливым, даже если бы не сумела родить ему сына. Некогда его влекло ко мне - до того, как он встретил Гвенвифар, и после тоже... Если бы не та неудача, я бы заставила его позабыть о Гвенвифар в моих объятиях...
Право же, пробуждать желание я вполне способна... нынче вечером, когда я пела, многие рыцари так и пожирали меня взглядами...
Я могла бы заставить Ланселета пожелать меня..."
- Моргейна, ты ляжешь или нет? - нетерпеливо окликнула ее Элейна.
- Не сейчас, нет... Думаю, я пройдусь немного, - промолвила Моргейна, и Элейна испуганно отпрянула назад: дамам королевы выходить за двери по ночам строго запрещалось. Подобная робость Моргейну просто бесила. Интересно, не от королевы ли подхватила ее Элейна, точно лихорадку или новомодный обычай носить покрывала.
- А ты не боишься - ведь вокруг столько мужчин!
- А ты думаешь, мне не надоело спать одной? - рассмеялась Моргейна. Но, заметив, что шутка неприятно задела Элейну, добавила уже мягче: - Я сестра короля. Никто не прикоснется ко мне против моей воли. Ты в самом деле считаешь, что перед моими прелестями ни один мужчина не устоит? Мне ж уже двадцать шесть; не чета лакомой юной девственнице вроде тебя, Элейна!
Не раздеваясь, Моргейна прилегла рядом с девушкой. В безмолвной темноте, как она и боялась, воображение - или все-таки Зрение? - принялось рисовать картины: Артур с Гвенвифар, мужчины с женщинами повсюду вокруг, по всему замку, соединялись в любви или просто в похоти.
А Ланселет - он тоже один? И вновь накатили воспоминания, куда более яркие, нежели фантазии; Моргейна вспоминала тот день, и озаренный ярким солнцем Холм, и поцелуи Ланселета, впервые пробуждающие в ней желание, острое, точно лезвие ножа; и горечь сожаления о принесенном обете. И после, в день свадьбы Артура и Гвенвифар, когда Ланселет едва не сорвал с нее одежду и не овладел ею прямо в конюшнях... вот тогда его и впрямь влекло к ней...