Брайан Олдис - Босиком в голове
Он белым кашалотом взмыл в воздух, и тут же заиграл оркестр. Глаза его горели — под мафии крылом снимать кино, возглавить съемочную группу смерти — что может быть заманчивее? Самым известным из его фильмов была лента под названием «Праздный труп», в которой модно одетый белый неспешно убивал негра на вертолетной площадке. Роль негра исполнял человек с улицы, согласившийся пожертвовать своею жизнью ради искусства. Теперь же ему предстояло сотворить нечто куда более масштабное — исследование проблем смерти продолжалось, и главным изыскателем был он, непревзойденный Николас Боурис.
Не мешкая ни минуты, Боурис принялся отдавать распоряжения. Красавица-нимфа помогала ему.
Машина пришла в движение.
Съемки фильма должны были начаться как можно раньше, это позволило бы снять все потребные реалии не сходя с места. В архивах можно будет порыться и потом. Достаточно снять что-нибудь сейчас, затем прогнать сцену аварии и только. Все остальное уже готово. Тут и «Праздный труп» пригодится, особенно та сцена, где Оптимист пытается обрести свое место в пространстве. Оптимист шагает по широкой белой полосе, руки в стороны. Камера сверху — видны только его голова, руки и сама белая полоса. Камера начинает двигаться по сложной траектории — его плечо в самом углу, полоса же вдруг взмывает ввысь, зависая над ним. Новый план — огромный глаз — Оптимист идет по краю века. Камера уходит еще дальше. Огромный глаз коня, вырезанного из гигантской скалы, вросшей в гору. Теперь в кадре вся эта гора — Оптимист, естественно, уже не виден. Движение камеры продолжается, и мы видим, что этот каббалистический конь выгравирован на стальной блестящей пластинке, что, однако, нисколько не сковывает его в движениях. Что это — никому не ведомо. Снова человек в белом костюме. Он садится на коня верхом, при этом плоть его мгновенно усыхает. Скелет в белом костюме на каменном коне едет по склону горы, время от времени покрывающемуся рябью неясного происхождения. И все это только гравюра. Фурор офорта.
Архивная хроника. Процессы разложения, как правило, предваряют само умирание, могут служить его предвестием. Подземный атомный взрыв сотрясает пустынные земли, гигантский волдырь разрастается, волна идет прямо на камеру. Другие кадры. Пустынные улицы, занесенные грязью, нигде ни души. Высоко над домами парит воздушный змей, откуда-то слышится музыка — что-то очень старомодное. Солнце в зените. Медленно открываются ставни, распахивается окно, и на дорогу плюхается игуана. Разверстая пасть с мелкими зубами-иголками.
Наплыв. Эпизод с Гурджиевым из цветного украинского мюзикла — в основу сценария положена биография Успенского. Название фильма: «Уровни и подуровни».
А. — беспокойный московский журналист, пишет буквально обо всем, бывает всюду. Человек дела, вызывающий у людей неизменную симпатию, — его мнением дорожат, его помощи ищут. Старый облезлый Успенский умудряется как-то связаться с А. — загадочно улыбаясь, приглашает его на встречу с великим философом Гурджиевым. А. явно заинтригован, отвечает У., что непременно воспользуется его любезным приглашением. Джи полулежит, опершись головой на спинку кровати, пришедшей сюда из иных времен; сразу же бросаются в глаза его пышные тронутые сединой усы. Сидит нога на ногу, обут в мягкие кожаные туфли без задника. В его комнате невозможно лгать — можно говорить любую чушь, все, что угодно, но только не лгать — это понимаешь сразу, достаточно взглянуть на старый шкаф, стол, покрытый клетчатой скатертью, пустую чашку, стоящую на широком подоконнике.
Окно двустворчатое, шпингалет посередине. Обе створки открыты наружу. Некрашеные много лет ставни, выцветшие и рассохшиеся, но ничуть не потерявшие крепости, нежатся в лучах утреннего солнца. Они чем-то похожи на Джи.
Джи устраивает то, что в наши голодные дни правильнее всего было бы назвать королевским пиром. В комнате появляется пятнадцать его учеников. Они немногословны словно гордые гуроны. Молча рассаживаются. Лгать здесь невозможно, немота овладевает всеми. Один из учеников похож на актера, который будет исполнять роль Колина Чартериса.
В комнату вбегает У. Он держит под руку А. У. радостно представляет А. Джи. Тот благосклонно улыбается и изящным жестом руки приглашает А. сесть возле него. Начинается пиршество. На столе zakuski, пироги, shashlik, palachinke. Это кавказский пир, он будет продолжаться не час и не два. Время от времени Джи молча ухмыляется. Все молчат. А. через каждые пять минут лепечет что-то себе под нос. У. в ужасе. Он понимает, что Джи устроил этот пир с одной-единственной целью — испытать А.
Удивительное гостеприимство и легкое кахетинское развязывают А. язык. Он всегда был душой любой компании, в которой ему доводилось бывать. Вступает хор. Слова, срывающиеся с уст А., теперь слышны всем.
Он говорит о войне, он в курсе всего, он подробно описывает положение дел на Западном Фронте.
Каждому из союзников дается оценка — этим мы можем доверять, этим — нет. Наш главный враг — Австро-Венгрия.
Пьет вино и широко улыбается.
Передает присутствующим все сплетни, которые можно услышать ныне в высшем обществе Москвы и Петербурга.
Покончив с предыдущей темой, тут же переходит к обсуждению проблемы хранения овощей для нужд армии. Капусту можно солить, с ней особых проблем нет, а вот с луком, например, все куда сложнее.
Теперь говорит об искусственных удобрениях, агрохимии, химии вообще и о тех серьезных успехах, которые делает в последнее время российская промышленность.
Пьет вино и широко улыбается.
Новый заход. Теперь он раскрывает перед ними свои познания в философии, отдавая должное хозяину дома, любезно пригласившему его на этот замечательный обед.
Еще пара тем: мелиорация, спиритизм и его роль в современной жизни. Отсюда переход к чему-то весьма странному, тема этой части его монолога — «материализация рук».
Всего остального, сказанного им в этот вечер, мы не помним. Какое-то время речь шла о космогонических теориях, которыми А. некогда увлекался, но эта часть разговора была самой темной и потому не запечатлелась в умах слушателей.
Из всех присутствующих в комнате людей он был самым счастливым — в этом можно было не сомневаться. Выпив вина и широко улыбнувшись напоследок, он откланялся.
У. то и дело пытался прервать это словоизвержение, но каждый раз Джи смотрел на него так грозно, что У. смущенно замолкал. Повесив голову, он смотрел на А., пожимавшего Джи руку и благодарившего его за содержательную беседу. Крупный план — лицо Джи. Джи еле заметно улыбается и подмигивает зрителю. Ловушка сработала.
