Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени
Хьюз переоделся, выпил для верности, чтобы успокоиться, и отправился на встречу.
Кафе на побережье было небольшим. Столики белые, круглые. Над головой чистое небо. Молодая официантка улыбнулась и долго объясняла Хьюзу, что у них нет лицензии на торговлю алкоголем, поэтому она не может принести ему выпить. Хьюз слушал и улыбался в ответ, чтобы не думать о папке с письмами, которые принес для продажи. Перекупщик опаздывал. Хьюз думал, что этот стервятник делает это специально, чтобы снизить цену, показывая, что у него есть и другие дела, не только покупка писем старого актера.
— Вы опоздали на полчаса, — сказал Хьюз, когда перекупщик наконец-то объявился.
Высокий и худой, он примирительно улыбался, источая отчетливо поддельное безразличие. Официантка подошла к нему и предложила какое-то фирменное блюдо, название которого Хьюз не расслышал. Перекупщик отказался.
— Я не задержусь здесь надолго, — сказал он официантке, садясь за стол, затем попросил Хьюза показать папку с письмами, бегло просмотрел их, кивая с видом знатока, выписал чек и ушел.
Хьюз не сразу понял, что сделка свершилась, снова попросил у официантки выпить. Девушка снова начала говорить о лицензии… В этот момент Хьюз и увидел Эби — девушку из писем Лема Паркера. Она вышла из дамской комнаты. На ней было воздушное платье. Лицо свежее, чистое. Темные волосы свободно спадают на плечи. Ветер подхватывает их, гладит, словно любовник. Девушка оглядывается. Хьюз смотрит на нее и не верит глазам. Девушка встречается с ним взглядом и растерянно улыбается.
— Простите, мы знакомы? — спрашивает она.
— Не знаю, как все это объяснить, чтобы не попасть в психушку, — говорит Хьюз и снова просит официантку принести что-нибудь выпить.
* * *Новый мир пугал и завораживал одновременно. Мир, который сиял и искрился вокруг, но мир, которого в действительности здесь не было. Удивляло Эби и новое тело. Ее сделали женщиной. Впервые Эби стало чем-то определенным. К этому тоже надо привыкнуть. Особенно — что теперь у него есть пол. Она. Да. ОНО теперь ОНА. И еще этот мужчина, с которым она познакомилась, Рэндалл Хьюз.
Куб создал для Эби новую жизнь, создал новых знакомых. Теперь выбор был за ней — стать частью этого мира или стать… Или кем она должна была стать? Ведь будучи Эби, она не имела определенного пола. Эби и так притворялось всю свою жизнь, ублажая мужчин и женщин. Ублажая всех, кто хотел любви, нежности, страсти. Ублажая, создавая для них желанные миражи. Своей жизни у Эби не было, пока не появился ребенок. Но ребенка забрали за то, что Эби пыталось обезопасить его, уберечь от участи, которая была уготовлена ему с рождения. Теперь же пять долгих лет этот ребенок будет воспитываться людьми. Но ребенок никогда не повторит судьбу своего родителя. А это стоит пяти лет заключения. Даже в таком странном мире, как этот. Даже внутри этого куба…
— Я что-то сказал не так? — спросил Рэндалл Хьюз, увидев улыбку на губах Эби. Девушка качнула головой. — Но ты улыбалась, когда я рассказывал о своем друге.
— Прости, как ты сказал, его зовут?
— Лем Паркер.
— Лем Паркер? — Эби притворилась, что пытается вспомнить, перебирает в сознании десятки имен. — Нет, прости. Ничего.
— Но он писал о тебе! — Хьюз пожалел, что продал письма.
Нет, он больше не переживал, что расстался с этими крупицами прошлого, просто сейчас ему меньше всего хотелось выглядеть сумасшедшим. А без писем он выглядел сумасшедшим. Ведь невозможно было показать Эби письма Паркера, где он говорил о ней так много и так нежно. Страстная, пылкая. В словах старика Эби превращалась в ангела и демона по желанию ее любовника. В словах старика она была самым странным, что случалось с ним за всю жизнь. Но сейчас Эби смотрит на Хьюза и говорит, что никогда не знала его старого доброго друга. Это начинало злить. — Ты не помнишь всех, с кем занималась любовью? У тебя их так много или что?
— Я занималась с Паркером любовью? — Эби снова улыбнулась.
— Он писал об этом в письмах.
— Так он рассказывал тебе о своих женщинах?
— Только о тебе.
— Не понимаю, что во мне особенного.
— Паркер считал тебя особенной.
— А ты?
— А что я?
— Для тебя я тоже особенная?
— Немного. — Хьюз покраснел, попытался объяснить, что письма от Паркера приходили после его смерти, покраснел еще сильнее, замолчал. Эби долго смотрела на него, изучала.
— Ты самый странный мужчина своего вида, — сказала она, сравнивая Хьюза с теми, кто отправил ее в этот мир-куб.
— Странный? Это плохо?
— Нет. Другие были плохими. А ты нет.
— У тебя было много мужчин?
— И не только мужчин.
— Не только? — Хьюз задумался, затем качнул головой. — Это не страшно. Для меня не страшно. А ты… Ты стыдишься этого?
— Я родилась, чтобы заниматься этим.
— Такого не бывает.
— Откуда тебе знать? Ты ведь никогда не был знаком с моим видом.
— Твоим видом? Ты имеешь в виду расу? — Хьюз нахмурился. — Так ты не из этой страны?
— Я не с этой планеты.
— Не с этой планеты… — на лице Хьюза появилась улыбка. — А знаешь, думаю, это хорошая шутка. — Он заглянул Эби в глаза. — Думаю, что ты шутила и о том, что не знала Паркера. Верно?
— Возможно, — сказала Эби, решив, что так будет проще.
— Я так сразу и понял! — просиял Хьюз.
Эби взяла его за руку и попросила показать город. Они провели вместе остаток дня.
— Где ты живешь? — спросил Хьюз, когда был уже поздний вечер.
— Где я живу? — растерялась Эби.
— Я мог бы тебя подвезти, — спешно пояснил Хьюз, испугавшись, что она неправильно поняла его слова.
Эби долго озадаченно рылась в сумочке. Новый мир создал не только новое тело, но и новую личность. Адрес, где она жила, был написан на электронном ключе. Это был недорогой отель: тихий и какой-то неестественно-мрачный.
— Может быть, останешься у меня? — предложила Эби Хьюзу, когда он подвез ее.
— У тебя?
— Не хочу быть одна сегодня, — пожала плечами Эби. — Слишком безумный день.
* * *Дики Териптонкс. Он отыскал Эби на вторую неделю ее пребывания в кубе.
— И сколько тебе дали? — спросил он.
— Не понимаю, о чем вы, — сказала Эби.
— Расслабься. Со мной можно не притворяться. Я такой же, как ты. — Териптонкс толкнул рукой двери, вошел в квартиру Эби. Его охрана осталась у входа в номер. Териптонкс огляделся. — Так все-таки сколько тебе дали?
— Пять лет.
— Пять лет… — он протянул эти слова так, словно это была молитва. — Я был приговорен к сорока. Не помню, сколько мне осталось. Скажи, тот мир, снаружи, он сильно изменился?
