Владимир Корчагин - Именем человечества
— Простите, что в такой поздний час…
— Входите, входите! Я словно чувствовала…
Он вошел в знакомую комнату. Здесь все было прежним. Не было лишь мольберта, вместо него стояла тумбочка с телевизором. Таня поспешно выключила приемник:
— Вы прямо из тайги? Голодны?
— Нет, спасибо, я ненадолго. Не совсем приятные новости. Приказано возвращаться в институт.
— Как в институт? Впереди целое лето.
— Я сам до сих пор не могу опомниться, — Максим устало опустился на стул.
— Я все-таки приготовлю поесть.
— Ну что же, пожалуй. Мне все равно надо написать небольшое письмо. Дайте лист бумаги, Таня.
— Вот здесь, на столе, найдете все, — она вышла за дверь.
Максим пересел к столу на диван. Да, это последняя возможность. Больше откладывать нельзя. Вся надежда на Зуб Шайтана… В случае неудачи Таня перешлет записку в институт.
Он запечатал конверт, надписал адрес. Таня вернулась в комнату. Он протянул ей пакет;
— Таня, завтра я уйду в тайгу. Дня на два-три. Мне нужно проделать один опыт. Он может кончиться… плохо. И если через три дня я не вернусь сюда, к вам, вы отошлете письмо по адресу на конверте.
Глаза девушки наполнились страхом:
— Это очень опасно, Максим?
— Это надо, Таня. Иначе пропадет труд многих лет. Я не могу уехать, не проделав опыт.
— Он связан с той… женщиной?
— Да.
— И вы пришли взглянуть на рисунок?
— Я пришел к вам, Танюша.
— Ко мне?.. — она вспыхнула, зарделась до кончиков ушей. — Вам плохо, Максим?
— Да, нехорошо. Я шел вот сейчас, думал…
— Говорите, говорите! — она села на стул против него, как школьница, даже ладошки положила на колени.
И снова мысли, тяжелые, как комья мокрой глины, задвигались, цепляясь друг за друга, с трудом выливаясь в слова и фразы. Таня слушала, не произнося ни звука. И лишь когда он замолчал, тихо сказала:
— Боже, почему все хорошие люди так несчастны?!
— Хорошие люди… А где он, критерий того, что хорошо, что плохо? Почему вы думаете, что если я не такой, как другие, то я лучше их? А они, эти другие, считают плохим меня и, может быть, вас. И все мы люди. Кто нас рассудит? На Земле нет более высокого судьи, чем человек. Но вы знаете, как непохожи люди. И каждый считает правым себя. Много вы видели ханжей, пошляков, грубиянов, невежд и просто отъявленных негодяев, которые сказали бы: да, мы плохи… Нет, они не скажут этого. Больше того, они сами претендуют на роль судей. И чаще, чем кто-либо другой. Между прочим, потому, что по злой иронии судьбы нередко занимают так называемые «руководящие посты», создают «общественное мнение». Вы думаете, среди них, этих «судей», мало найдется таких, которые завтра же предадут анафеме нас с вами только за то, что я пришел к вам в столь поздний час?
— За то, что вы пришли ко мне? Но почему? Что в этом плохого? Ведь вы для меня… Я люблю вас, Максим, — она пересела на диван, протянула к нему руки. — Я так ждала вас! Я готова на что угодно, лишь бы помочь вам. Хоть в чем-нибудь…
Он осторожно погладил ее по голове:
— Спасибо, Танюша. Я… пойду. А через три дня.
— Нет! Нет, Максим! Вы не уйдете, — ее маленькая горячая ладонь легла ему на лоб, пальцы коснулись глубоких морщин.
— Не надо, Таня…
Она опустила руки, сжалась, как от удара:
— Боитесь анафемы?
— Нет, — твердо ответил Максим. — Но я не имею права… Я просто недостоин вас. Не стою вашей любви. Вы же знаете, что я всю жизнь гонюсь за своими миражами.
— Я знаю это, — тихо прошептала Таня. — Знаю все… Но я люблю вас. И этот вечер, как бы он ни кончился, будет самым счастливым в моей жизни. — Руки Тани снова легли ему на плечи, губы его коснулись рассыпавшихся волос, и он почувствовал сквозь тонкий шелк блузки, как бьется ее сердце…
6Мысли о новом восхождении на скалу давно не шли у Максима из головы. Тщательно перебирая в памяти события десятилетней давности, он все больше склонялся к тому, что феномен Зуба Шайтана имел самое непосредственное отношение к Нефертити. Время показало, что запах астийского эдельвейса был связан только с ней, а музыка, которую он слышал в тот день, не могла принадлежать ни одному из известных инструментов.
К тому же там, на вершине скалы, эта музыка и запах ощущались только в том случае, если коснуться подбородком колец. Значит, то, что он принял за альпинистские крюки, было вовсе не крюками, а частью какой-то линии связи, проходящей через Зуб Шайтана и соединяющей Лысую Гриву с другим, неизвестным ему пунктом, где бывала, а может быть, постоянно проводила время Нефертити.
Не приходилось сомневаться и в том, что в шуме ветра он слышал ее шепот. Стало быть, находясь где-то далеко от сопки, она могла видеть его на скале, говорить с ним, пользуясь, очевидно, той же системой связи.
Но если так, то стоит снова подняться на Зуб и подключиться к этой линии — может быть, для этого достаточно лишь коснуться колец — и удастся вызвать Нефертити, заговорить с ней. Ведь в тот день на скале он, помнится, не произнес ни слова, только слушал. А если попробовать вмешаться в музыкальный код?..
Как бы там ни было, это оставалось последней возможностью связаться с Нефертити. Только сумеет ли он еще раз подняться на скалу? Память до сих пор хранила страшные мгновения, пережитые на отвесной стене. Это и удерживало его до сих пор от рискованного шага. Он надеялся обойтись без такой крайности. Однако теперь было исчерпано все.
Вот почему пришел он сегодня к Зубу Шайтана. Здесь, только здесь мог он в последний раз вызвать ее на разговор. Или хотя бы сфотографировать кольца, взять крупицу для анализа, может быть, записать на магнитофон звуки, передающиеся по необычной линии, — все-таки будет что продемонстрировать в отчетном докладе. Все это, конечно, сопряжено с огромным риском.
И вот он снова перед каменной громадой, вонзающейся в небо. Позади — десяток километров подъема по лесистому склону сопки, короткий разговор с Силкиным. Впереди — лишь неизвестность. Одно он знал твердо: путь отсюда лежит только через вершину Зуба Шайтана.
Итак, за дело! Немного передохнув, Максим проверил фотоаппарат, магнитофон, все уложил в рюкзак вместе с молотком, напильником, связкой веревок, снял лишнюю одежду, разулся до носок, в последний раз оглядел путь к вершине.
Пора! Веревка с грузом с первой попытки захлестнулась за выступ гребня — удачное начало. Всего несколько минут понадобилось, чтобы подтянуться к нижнему выступу. Теперь вверх по гребню! Это тоже не составило большого труда. Через полчаса он уже добрался до перегиба склона, где можно было передохнуть, выбрал место поровнее и, не снимая рюкзака, пристроился в тени, под глыбой. День был жарким, безветренным. Голова кружилась от усталости. Стоило ли дальше рисковать? Но все кругом дышало такой тишиной и покоем, что просто не верилось в возможность какой-то неприятности. Будь что будет! Максим поправил рюкзак и снова полез вверх. Но теперь подъем был особенно труден. Гребень еле лепился на почти отвесном склоне. Приходилось ощупывать каждую глыбу, каждый камень. Тяжелый рюкзак тянул вниз. Пот слепил глаза. Максим то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание. Однако склон становился все круче, все опаснее. Глыбы кварцита здесь сильно потрескались, кое-где еле держались на месте, обрушиваясь при каждом неверном движении. А впереди была еще голая стена.
