Дж. Дуглас - Охотники за умами
К тому времени, когда мы с ним встретились, Хейренс отрицал всяческую связь с убийствами и утверждал, что его засудили по ложному обвинению. О чем бы мы его ни спрашивали, у него на все был один ответ: он располагал алиби и к месту преступления не подходил даже близко. Хейренс выглядел настолько убедительным, что я, зная, на какие трагические ошибки способно правосудие, вернувшись в Квонтико, тут же поднял все папки по его делу. Мало того что Хейренс признался в убийствах сам, существовали и другие неоспоримые доказательства, а на месте убийства Дегнан были найдены его отпечатки пальцев. Но он так долго просидел в камере, так долго размышлял о себе и отвечал на свои вопросы, что, если бы его проверили на детекторе лжи, вероятно, с успехом прошел бы испытание. Ричард Спек, отбывавший несколько пожизненных сроков за убийство восьми медсестер-студенток в городском общежитии в Южном Чикаго, дал нам ясно понять, что не хотел бы, чтобы его объединяли с другими убийцами, которых мы изучали.
– Я не хотел бы оказаться в том списке,- заявил он мне. - Эти серийные убийцы все ненормальные. Я не такой.
Спек не отрицал того, что совершил. Просто хотел, чтобы мы знали, что он не такой, как они. В одном ключевом вопросе Спек все же был прав - он действительно не являлся серийным убийцей, который совершает повторные нападения в зависимости от некоей эмоциональной цикличности, а между взрывами испытывает периоды покоя. Скорее, его следовало охарактеризовать как массового убийцу, который отнимает жизнь больше чем у одного человека за раз. Спек ворвался в дом с целью ограбления - ему требовались деньги, чтобы улизнуть из города. Дверь открыла двадцатитрехлетняя Корасон Амюрао. Угрожая револьвером и ножом, преступник заявил, что только свяжет ее и пять ее соседок по общежитию и заберет деньги. Всех девушек Спек согнал в столовую. В ближайший час со свиданий и из библиотеки вернулись еще три женщины. И тут, видя их в полной своей власти, Спек, видимо, изменил намерение: в приступе безумия насиловал, душил, бил ножом, кромсал на куски. Осталась в живых одна трясущаяся в углу Амюрао - Спек сбился со счета.
После того как преступник покинул дом, Амюрао выскочила на балкон и позвала на помощь. Полиции она рассказала, что у нападавшего на левой руке была татуировка с надписью: «Рожденный устроить ад». Когда через неделю Ричард Франклин Спек обратился в местную больницу после неудавшейся попытки сомоубийства, его опознали по этой татуировке.
Из-за особой жестокости совершенного преступления Спек подвергался различным обследованиям - от медицинских до психологических. Было объявлено, что он страдает генетическим дисбалансом, имея лишнюю мужскую хромосому (У), которая усиливает агрессивность и антиобщественный характер поведения. Мода на подобные исследования приходила и уходила. Более ста лет назад бихевиористы того времени пытались использовать френологию - учение о форме черепа - для определения характера и умственных способностей индивидуума. Потом считали, -что определенная картина электроэнцефалографии - четырнадцать плюс шесть зубцов - свидетельствует о нестабильности характера. Судьи ещё прислушиваются к рассуждениям о хромосомах, но непреложным является факт, что многие и многие мужчины с генетическими отклонениями по типу ХХУ не проявляют особой агрессивности и не отличаются антиобщественным характером поведения. К тому же дополнительные тщательные исследования показали, что никаких генетических отклонений у Спека не было и даже отсутствовала лишняя хромосома У.
Спек умер в тюрьме уже после нашего визита. А тогда не захотел с нами разговаривать. Это был один из редких случаев, когда директор тюрьмы согласился нас пропустить, но решил, что неразумно заранее извещать заключенного о нашем визите. И приехав, мы с ним полностью согласились. Спек кричал и ругался в дворике для прогулок, куда его увели, чтобы иметь возможность показать нам камеру. Другие заключенные ему вовсю сочувствовали. Директор тюрьмы хотел, чтобы мы посмотрели, какими порнографическими картинками были оклеены стены, а Спек бешено возражал. Заключенные терпеть не могут вторжения на свою территорию, а камера для них - единственное оставшееся подобие частной жизни. Мы шли по трехъярусному блоку камер с выбитыми стеклами и летающими под потолком птицами, и директор советовал держаться ближе к середине прохода, чтобы заключенные не могли достать нас своими нечистотами.
Понимая, что осмотр ни к чему не приведёт, я шепнул директору, что мы пройдем по коридору, не останавливаясь у камеры Спека. Позже, когда был разработан вопросник, мы вообще лишились возможности объявляться без предупреждения, а процесс изучения личности преступника стал намного сложнее.
В отличие от Кемпера и Хейренса, Спек не был образцовым заключенным. Однажды он построил и спрятал в ящике стола у дежурного по блоку камер миниатюрный самогонный аппарат. Аппарат давал как раз столько алкоголя, чтобы запах сводил с ума сбившуюся с ног в поисках спиртного охрану. В другой раз он нашел и выходил изувеченную ласточку, которая залетела в разбитое окно. Когда птица обрела способность стоять на лапках, Спек перевязал ей ножки и посадил себе на плечо. Заметивший это охранник напомнил ему, что в камере птиц и животных держать запрещается.
– Запрещается? - с вызовом переспросил Спек и, подойдя к отдушине вентилятора, швырнул ласточку во вращающиеся лопасти.
– Я думал, вы ее любили, - ужаснулся охранник.
– Любил, - отозвался Спек. - Но раз ею не могу владеть я, ею не будет владеть никто.
Боб Ресслер и я встретились со Спеком в комнате для свиданий в присутствии его воспитателя (нечто вроде куратора в школе). Как и Мэнсон, Спек занял стул во главе стола и уселся на перекладину спинки, чтобы возвышаться над собеседниками. Я объяснил заключенному, чего мы от него хотим, но он и не подумал вступить в разговор, только чертыхался и клял «трахнутое ФБР», пожелавшее устроить в его камере шмон.
Сидя в тюремной комнате для свиданий напротив гапов, подобных этому Спеку, я всегда представляю, как они могли выглядеть и что могли говорить в момент совершения преступления. Я готовлюсь к встречам, просматриваю от корки до корки дела, знаю, что каждый из них совершил и на что был способен, поэтому остается только соотнести мои знания с сидящим передо мной человеком. Любой полицейский допрос есть соблазн. Каждая из сторон пытается соблазнить другую сделать то что ей выгодно. И прежде, чем выбрать тот или иной подход, следует всесторонне оценить допрашиваемого. Яростью и моралью ничего не добиться («Ну ты и зверюга! Зачем ты отъел жертве руку?»). Надо решить, какую струну зацепить. С людьми вроде Кемпера можно держаться прямо и деловито, но постоянно давать понять, что факты тебе известны и одурачить тебя не удастся. С типами наподобие Ричарда Спека приходится выбирать более напористую манеру поведения. Мы сидели в комнате для свиданий, и Спек всеми силами старался показать, насколько он нас не замечает. Тогда я повернулся к его воспитателю - открытому, общительному человеку, привыкшему источать враждебность - качества, которые, кстати, требуются при переговорах в случае со взятием заложников. Я заговорил о Спеке так, словно его не было в комнате.
