Олег Дивов - Выбраковка. Ночной смотрящий
«Какой же ты законченный эгоист, Гусев! Потянуть время думал, подержать при себе парня. А вышло – ты его убил. Пусть не сегодня. Пусть не своей рукой. Все равно убил. Прикончил. Угробил. Похоронил. Забраковал. Коз-з-з-зел!!!»
На свалке вдруг оказалось много тише, чем раньше, только дружный топот множества ног приближался со всех сторон. И Женька наверху что-то несуразное выкрикивал, хлопая Костика по щекам, будто не понимая, что случилось.
Гусев вскарабкался наверх. Женька оставил бессмысленные попытки оживить парализованное тело и сейчас тянул из кармана аптечку.
– Нет! – приказал Гусев. – Не надо.
– Как?! – Глаза у Женьки были шальные.
– Очнись. Ты что, не понял, в чем дело? Костя под марафетом. Дурак я, нужно было вспомнить, как он рассказывал, что мечтает по бомжам пострелять.
– И ты... И ты с самого начала знал?!
Со всех сторон их обступили насупившиеся выбраковщики из группы Данилова. Только их здесь не хватало.
– Не знал, – коротко ответил Гусев. – Подозревал. Но доказательной базы еще не было, понимаешь? Хватит, Женя. Потом обсудим.
– Потом?! – взвился Женька. – Какое теперь «потом»?! Все, привет, он забракован!
– Может, еще и нет, – вступился кто-то. – У нас вот тоже был случай...
– Да заткнись ты! – смотрел Женька только на Гусева. – Ну, знаешь, Пэ... Ну, ведущий... Не ждал я от тебя!
Гусев провел ладонью по глазам – никто, конечно, не выключал наплечных фонарей, и отовсюду бил яркий свет. Особенно зло слепил его Женька. Гусев почувствовал, что тоже потихоньку начинает терять над собой контроль.
– Заканчиваем дискуссию, – приказал он. – Берем его и несем в «труповозку». Ну?!
Женька то ли фыркнул, то ли всхлипнул, но все-таки нагнулся и взял Костика за плечи.
– Извините, господа, – бросил Гусев в пространство. – Не хотели. Так получилось.
– Это ничего, Пэ... – сказал позади Данилов. – Бывает...
Служебное расследование завершилось для Гусева плохо, ему вкатили сразу два внутренних предупреждения, за невнимательность к подчиненным вообще и недосмотр в ходе спецоперации – отдельно. Еще одно – и будь здоров, отправляйся на черновую работу в «группу поддержки». А там единственный прокол – и окончательное падение, грузчиком на «труповозку». Конечно, Гусев мог в любой момент подать рапорт и уйти в отставку, но такой выход был для него смерти подобен. Он хотел оставаться в выбраковке до самого конца – своего или Агентства. Что будет, если АСБ прикроют, Гусев старался не задумываться. «Ничего хорошего точно не будет». Пока что Агентство гарантировало ему безопасность, и это казалось самым важным на свете.
Каждый божий день, каждый час, каждый миг статус выбраковщика защищал Гусева от себя самого. Работа держала его в узде, не позволяя спиться или потерять рассудок. И в первую очередь – не оставляя сил задумываться о том, кто же он такой и зачем вообще живет.
Да, иногда на работе бывало невыносимо тошно. Но внутренний мир Гусева казался ему во сто крат страшнее. Иногда он с легким ужасом вспоминал свою предыдущую жизнь, до «январского путча» и образования АСБ. И каждый раз удивлялся – как не сошел с ума тот Гусев, прежний, молодой идиот, запивавший снотворное водкой, чтобы не видеть тревожных снов.
Его отстранили всего лишь на неделю, но, когда они с Женькой вернулись на маршрут, ведущий понял – тройки Гусева больше нет. Как физически, так и психологически. Женька нервничал, медлил и постоянно косился на Гусева неуверенным взглядом. Будто пытался что-то рассмотреть в своем ведущем, такое, чего раньше не замечал. Гусев несколько раз пробовал вызвать Женьку на откровенность, но тот уходил от прямого разговора. Похоже, он перестал ведущему доверять.
И очень выразительно дергался, когда игольник Гусева случайно поворачивался вправо, туда, где по-прежнему нес службу оставшийся ведомый. Так дергался, что Гусев весь холодел. Не от страха – от стыда.
Он уже подумывал о том, чтобы попросить Женьке замену, когда произошла очередная глупость. Рано утром они возвращались на машине с работы. Женька должен был, как обычно, выбросить Гусева на Фрунзенской и ехать дальше к себе. Но буквально в сотне метров от гусевского дома пришлось остановиться – впереди был затор. Только что прошел дождь, и на мокрой дороге случилась цепная авария, сразу четыре машины, что называется, «догнали» одна другую. И почти десяток разъяренных мужиков от души орудовали кулаками – слава богу, забыв про монтировки и прочий инвентарь.
Гусев слегка замешкался, отстегивая ремень безопасности, и теперь оказался чуть сзади, в роли прикрывающего. А Женька с криком «Всем стоять! АСБ!» уже прыгнул в центр драки. Но услышали его далеко не все. Поэтому какой-то умник, решив, наверное, что не хрен тут делать всяким пацифистам-разнимающим, замахнулся, опасно целясь выбраковщику в голову. Женька вроде бы отреагировал, но мимо уже просвистело несколько иголок, и драчун в момент скопытился.
– АСБ! – проревел Гусев, выходя на свое законное место – вперед. – Всем стоять!
– Ты что же это, гад... – прошипел ему в ухо с трудом узнаваемый голос. – Ты же меня чуть не зацепил! Хотел и меня тоже?! Не попал, да?
Гусев оторопело повернулся к ведомому. Тот стоял весь в поту и трясущейся рукой поднимал игольник.
– Ё...нулся? – спросил Гусев ласково, внутренне обмирая.
– Я тебе больше не позволю... – пробормотал Женька. – Не будет у тебя второго раза... Хватит и Костика!
– Женя, опомнись! – попросил Гусев, машинально отмечая, что обрадованные заминкой водители и пассажиры, стараясь не шуметь, прячутся по машинам в надежде по-тихому смыться. – Женя, этот придурок хотел ударить тебя. Я его снял. У меня не было другого выхода, я выстрелил из-за твоей спины. Это нормально, мы же всегда так делали. Ты все эти годы стреляешь из-за меня – и ничего. Успокойся, Женя, все в порядке...
Он сделал шаг к ведомому, совершенно невольно, искренне желая объясниться, и как оказалось – напрасно. Рука с игольником дернулась. Гусев упредил это движение – они выстрелили почти одновременно. У Гусева две иголки застряли в обшивке комбидресса, а одна впилась в рукав, по случайности не оцарапав кожу. Женька получил столько же попаданий, но все – в плечо, и рухнул на асфальт.
И ушел из жизни Гусева навсегда.
Позже ему объяснили, что это было закономерно. Его правый ведомый страдал теми же комплексами, что и сам Гусев, но в куда более острой форме, почти болезненной. Он чувствовал себя комфортно только в составе хорошо притертой тройки, причем именно на месте ведомого, прикрывающего. Нелепая, трагическая потеря одного из коллег больно ударила по мироощущению выбраковщика и заставила искать виноватого. И, разумеется, виноватым в разрушении тройки оказался Гусев, который к тому же собственноручно подстрелил Костика.
