Джордж Р. Р. Мартин - Бегство охотника
Рамон замахнулся ногой и лягнул инопланетянина туда, где у человека находилось бы колено. Удар вышел несильный, но жесткий — как если бы он лягнул дерево, обернутое слоем резины. Маннек никак не отреагировал.
— Так возвращайся же, зануда проклятая! — выкрикнул Рамон, ощущая, как кровь приливает у него к лицу от злости. — Поворачивай и топай домой, пусть все увидят, какое ты ничтожество. Что ты с ними не связан. Посмотрим, как тебе понравится, когда они и срать с тобой рядом не сядут. Или тогда уже пошли дальше и покончим с этой историей! У них кишка тонка сделать это! Так покажи им, что у тебя есть яйца! Что еще может случиться хуже этого? Этот полоумный крысеныш может нас убить. Ты этого боишься? Значит, возвращаться ни с чем лучше, чем погибнуть в бою? Возьми себя в руки! Будь мужчиной!
Инопланетянин склонил голову, перья у него на затылке слегка шевельнулись.
— Я должен отдохнуть, — негромко произнес он. — Однако ты прав. Отказаться от исполнения функции — ойбр. Исполнить таткройд — вот главная цель.
— Еще какая, мать твою, цель!
— На некоторое время я сосредоточусь на исправлении организма. Когда продолжение выполнения функции не будет угрожать дальнейшими повреждениями, мы найдем человека.
— Ладно, — с облегчением выдохнул Рамон. — Раз так, ладно. Хорошо еще, у тебя huevos[14] не самые маленькие. Выследим его пешком. Это мы уж как-нибудь осилим.
— Скажи, он тоже такой? — спросил инопланетянин.
— Какой?
— Ты плохо координируешь свои мысли, — сказал Маннек. — Твой таткройд плохо сфокусирован, и твоя природа склонна к ойбр. Ты сочетаешь тягу к убийству с волей, но не нитудои. Ты насквозь неправилен, и если бы ты был только что вылупившимся кии, тебя бы переработали в исходный материал. Ты стремишься обособиться и воссоединиться одновременно. Твое течение постоянно конфликтует само с собой, и разрушительность этого процесса мешает исполнению правильной функции, но одновременно и позволяет одолеть границы, которые в противном случае сдерживали бы тебя. Тот человек тоже таков, или же ты продолжаешь отклоняться от его течения?
Рамон заглянул в оставшийся неповрежденным глаз инопланетянина, пытаясь понять смысл сказанного. Течение и конфликт, насилие и ограничения. Страсть и бесстрастность. Или, возможно, он один сочетает в себе все это?
— Нет, чудище, — произнес он наконец. — Никакое это не отклонение. Я был таким всегда.
Глава 12
Примерно через час инопланетянин со вздохом, напоминавшим звук, с которым протягивают через узкое отверстие цепь, поднялся на ноги.
— Мы следуем дальше, — угрюмо объявил он и жестом велел Рамону идти первым.
Еще час с небольшим они медленно обходили поляну по периметру, прежде чем напали на след. Все это время Маннек медленно, но верно поспевал за Рамоном на сахаиле. Возможно, поиски отняли бы у них больше сил и времени, не знай Рамон всех штучек и фокусов, к которым прибегнул бы сам при необходимости запутать следы. Дважды им попадалось то, что на первый взгляд казалось ошибкой со стороны того, другого: отпечаток грязного ботинка на каменной поверхности, содранный грунт в месте, где тот мог бы поскользнуться при спуске. Рамон без особого труда распознал в них подвох.
Чем дальше, тем заметнее менялся окружавший их лес. Выше, у подножия гор он почти полностью состоял из ледокорней и других аналогов земных хвойных деревьев. По мере приближения к реке растительность становилась более причудливой. Раскидистые ивы-perdida с черными, напоминавшими оплывшие как воск женские тела стволами, высокие pescados blancos,[15] названные так за бледный окрас листвы и пахнущую морем смолу, полуподвижные колонии коралловых мхов с проглядывающими из-под ярко-зеленой плоти розовыми скелетиками… Усталость, боль в раненой ноге — все это унялось, стоило Рамону найти нужный ритм ходьбы. Он как будто знал, куда идти дальше, куда направляется другой Рамон. Он даже почти забыл о шагавшей за ним следом громаде Маннека; надо сказать, правда, что и тот шел аккуратно, выбирая путь, чтобы не зацепиться за что-нибудь сахаилом.
Из куста подал возмущенный, похожий по тембру на гобой голос потревоженный плосконог. Тонкие обглоданные кости куи-куи, бледные как чешуйки обшивки юйнеа, лежали в траве у подножия невысокого утеса. Тот, другой Рамон держался более или менее параллельно ручью, протекавшему мимо поляны, на которой тот устроил свою ловушку. Вода всегда является лучшим проводником, и хотя тропы вдоль ручья не обнаружилось, Рамон постоянно слышал близкое журчание потока. На него снизошло ощущение покоя, и он вдруг поймал себя на том, что улыбается. Солнце поднялось выше, воздух потеплел. Будь на Рамоне обычная рубаха, ему хотелось бы снять ее — не от жары, а просто ради удовольствия ощутить кожей свежий лесной воздух. Через некоторое время Маннек — что вообще-то было на него непохоже — скомандовал ему остановиться. Кожа инопланетянина сделалась пепельно-серой, и его едва не пошатывало.
— Мы отдохнем здесь, — заявил он. — Необходимо восстановить энергию.
— Только недолго, — согласился Рамон. — Нельзя дать ему оторваться от нас. Если он доберется до реки… что ж, если он доберется до реки, ему придется потратить какое-то время на строительство плота. И с раненой рукой это дастся ему не так просто, как могло бы. Но если он успеет спустить плот на воду, нам его уже не догнать. Не потеряй мы этот твой летающий ящик, мы могли бы просто отлететь ниже по течению и спокойно ждать его там.
— Это предложение лишено эффективности. Мы не можем сделать этого в силу имевших место событий. Твой язык нарушает логику времени. Мы должны отдохнуть здесь и сейчас.
Место выглядело неплохим. Ручей здесь разливался, образовав небольшое озерцо. Полуденное солнце серебрило своими лучами рябь на его поверхности. Невысокая серо-зеленая трава прямо приглашала присесть на нее или полежать. Когда Рамон откинулся на спину, от сломанных стебельков запахло базиликом, или мускатным орехом, или чем-то таким, для чего у него и названия не нашлось. Маннек проковылял к воде и, прежде чем закрыть глаза, оглянулся. Красный поврежденный глаз так и не закрывался до конца.
Не отрывая головы от земли, Рамон повернул ее набок — один глаз его оказался практически на уровне верха травяного ковра, что позволяло любоваться узорами, которые рисовал на траве и на водной глади ветер. Прошло несколько минут, прежде чем он заметил захоронение.
