Ирина Ванка - Фантастические тетради
— Я наблюдал Эссиму задолго до его визита на Копру. Он предлагал проекты в программу изучения экстремальных мутаций, искал контакты в колониях орканейтралов, вступал в полемику с учеными шизофрениками, которые брались идентифицировать Альбу. Все они останавливались в полушаге от цели. Все доказывали безоговорочно, что субцивилизации в этой стихии быть не может, но пока никто не доказал того, что ее там нет.
— Что ты можешь предложить? — спросил Зенон.
— Закончить начатое. Копра, в отличие от прочих, остановилась ближе всех…
— Каким образом?
— Могу предложить простой план. Возможно, это полная глупость. Вероятно, я многого не понимаю в вашей профессиональной специфике. Скажи, сохранилась ли мема Папы Ло, сделанная тобой во время экспедиции?
— Допустим, — удивился Зенон. — Что она доказывает? Мема может выдать любую информацию, но как проверить ее достоверность?
— Можно ли найти в коприанском архиве мему бонтуанца Фрея? — продолжил Нап, — которая не вызывала бы сомнений в подлинности?
— Предположим, — подтвердил экс, — технически здесь нет сложности.
— Эти существа идентичной ментальной природы. Даже не идентичной, а в абсолюте одинаковой. Если обе мемы синхронизировать и подключить к общему полю в вашем аппарате…
— Очень интересно. Ты полагаешь, что в случае манустральной подлинности Папы Ло произойдет рефлекторный контакт на манер того, что Копра пыталась проделать между эксами и Аритабором?
— Я уверен, если Ло — элемент мемо-проекции, контакта не будет.
— Его может не быть даже в случае подлинности манустрала. Кто знает, в каких отношениях расстались эти братья по разуму.
— Вы зафиксируете контакт, даже если он будет выражен молчанием. Это уникальный случай: фактурные соплеменники с разными судьбами, разлученные на вечность. Не может не быть контакта. Или я вынужден буду признать, что наша цивилизация ничего не смыслит в собственном прошлом.
— Одним словом, — подытожил Зенон, — если мемограф не зафиксирует взаимного импульса, Кальта признает эксперимент окончательно бесперспективным.
— Разумеется, — подтвердил Кальтиат.
— Мы сможем разгрузить прибор от текущих программ? — обратился Зенон к повисшему рядом эксперту и, получив утвердительный ответ, пошел к панораме управляющих панелей. — Кроме чистого поля и двух подлинных мемограмм, мне потребуется лингвистический дешифратор, — распорядился экс. Эксперт нерешительно притормозил. — На всякий случай, — успокоил его Зенон, — мало ли что там… Это Земля, закрытая планетарная фактура. Точный дешифратор только в спецархивах. Надо сделать это… — увещевал он коллегу, — чтобы призрак Эссимы не преследовал Копру до истечения времен. — И «ртутный» шар коприанского существа робко поплыл к туннелю, соединяющему галерею с рабочими отсеками станции.
Трудовые будни инфоинженерных служб Кальтиата не привлекли. Не дожидаясь приглашения выйти вон, он покинул станцию, как только выпал из поля зрения коприан.
Шло время. Корабль дрейфовал на границе системы, наблюдая шар мемо-станции на обзорных панелях при полном бездействии внешней локации. Нап не выходил из пульта. Его душа только тогда была спокойна, когда мемограф поглощал в себя энергетические резервы станции и ее контур ускользал от индикаторов. Он готов был сидеть здесь годы и столетия, лишь бы не нарушать хрупкой ауры процесса, который он уже не чаял довести до конца.
Иногда его навещал Зенон. Иногда Зенон жаловался, что на станции то и дело обнаруживаются эфемерные твари, имеющие вид протофактурных биофизических образований, которые ползают по стенам в отсеках с невесомостью и, напротив, парят там, где силовые поля создают такую гравитацию, которая не допускает самого существования формы, как таковой. Зенон утверждал, что работа идет, но мема Ло всем порядком надоела, потому что не содержит никакой принципиально новой информации. Что якобы старик, проживший неизвестно сколько миллионов лет, ухитрялся всю жизнь учить одних и тех же соплеменников одним и тем же премудростям бытия с одним и тем же печальным результатом. Что память его имеет массу завершенных циклов, на развертку которых уходит драгоценное время. Зенон просил Кальтиата уточнить, какой тип контакта доминировал у древних землян: акустический, телепатический или визуальный, и свериться с архивом Кальты. Характер этих существ говорил ему о том, что для телепатического контакта у них недостаточно развито индивидуальное поле, для свободного языка жестов — недостаточно свободные конечности.
В другой раз жалобы Зенона касались затруднений с мемографической хронологией и необходимостью заворачивать искусственные временные петли из аномального жизненного хронометража Папаши Ло.
Посещения Зенона становились более продолжительными и менее оптимистичными. Мема Ло все увереннее стремилась в бесконечность.
— Я представил, — рассказывал Зенон, — что бы делал я сам, желая создать иллюзию манустрального опыта вторичной мемы. Я заплел бы ее точно так же, именно по такому алгоритму. Или мы в ближайшее время найдем способ рубить «узлы», либо эксперимент уже теперь не имеет перспективы. Это не над Эссимой проклятье мадисты. Оно над всеми нами. Взгляни, во что превратили зону! Архивы поражены, реакция идет быстрее, чем мы предполагали. Кто поумнее, тот адаптировал себя к планетарным ресурсам. Зоны навигации прикрываются одна за другой. Скоро летать будем вслепую. Сейчас раздолье только поздним фактуриалам да экстремальным мутантам. Вот у кого перспективы воистину бескрайние.
— Неизлечимая болезнь цивилизации, — возражал Кальтиат, — еще не повод похоронить себя заживо.
Однажды Копра очнулась от бесплодных терзаний, словно от летаргического сна. Стабилизировалась, показалась на индикаторах. Словом, заняла достойное место в ряду объектов, наблюдающих мокрое место, оставшееся от Аритабора. Нап-Кальтиата обуяло смутное чувство дискомфорта, но, вместо того чтобы выйти на связь, он набрался терпения. Визитов не было. Терпение скоропостижно иссякло. Нап появился на галерее мемо-станции, обуреваемый самым тревожным предчувствием. Зенон, ни слова не сказав, увлек его за собой в отсек управления.
— Что происходит? — встревожился Нап.
Экс указал на трансляционную панель и отошел в сторону.
— Феликс, — донеслось из транслятора, бурлящего графикой акустических волн.
— Это настоящее имя бонтуанца, — отрывисто произнес экс и жестом пригласил Кальтиата занять место у пульта.
— Феликс… — повторил невидимый субъект, обладающий гнусавым тембром, характерным для позднего Папы Ло.
