Константин Брендючков - Последний ангел
— Ну, это не деловой разговор. Вы кто такой?
— Главный конструктор завода.
— Вы представляете, что получится, если каждый главный конструктор завода начнет обращаться прямо ко мне! Не могли утрясти такое дело в Управлении? В главке, наконец?
— Обращался. Не раз обращался, ответили, что решить можете только вы.
— Но не в одиночном же порядке! Ждите, не отвлекайте заместителя министра, у него, поверьте, достаточно более важных и неотложных дел. Я занимаюсь не отдельными заводами, а промышленностью. А вам, поскольку уж вы сюда как-то попали, скажу, что не могу удовлетворить ваше ходатайство даже при желании со своей стороны: все компьютеры уже распределены. Попробуйте возбудить ходатайство через Управление на следующую пятилетку, рассмотрим в зависимости от обстоятельств. Я уважаю изобретателей, но сейчас ничем не могу помочь. Извините, я занят.
Олег Петрович не поспешил откланяться, он остался в кресле и попробовал прибегнуть к иному воздействию. Он ничего не сказал вслух, а заместитель министра, уже протянувший руку к папке с бумагами, чтобы продолжить свою работу, задержался, убрал руку и над чем-то задумался.
— Постойте, — сказал он. — В Дубну был отправлен полупроводниковый компьютер совсем новой системы, который вскоре же отказал. Им бы сразу же предъявить претензию фирме, а у них кто-то вздумал поковыряться самодеятельно, нарушил пломбы, и теперь фирма запросила несусветную сумму за ремонт. Дубне отгрузили другой компьютер, а поврежденный можно бы, пожалуй, передать вам. Хотите рискнуть? Наладите?
— Попробуем разобраться, хотя не легко, конечно, будет, поскольку устройство новое.
Заместитель министра достал бланк, написал на нем распоряжение и протянул Олегу Петровичу.
— Передайте Лаптевникову, он оформит. До свидания.
«Смотри ты, сработало!» — обрадовался Олег Петрович и, рассыпав несколько неуклюжих благодарностей, вылетел с драгоценной бумагой из кабинета: «Лаптевников? Знакомая фамилия, — копался он в памяти, шагая по длинным коридорам министерства. — Да это же тот самый чину та, который когда-то хамски ответил на письмо завода об ассортименте металла. Ну, заяц, теперь я тебе покажу!»
Кабинет у Лаптевникова оказался маленьким, насквозь прокуренным; маленьким и суетливым оказался и хозяин, задерганный почти непрерывными звонками трех телефонов. Его лысинку окружали легкие седые волосы, взвихренные, как дым. Большие запорожские усы свисали на подбородок, из-за них, как ствол орудия из башни танка, высовывалась сигарета, неминуемо спалившая бы эти длинные усы, не будь она вставлена в длинный мундштук. Толстые стекла очков в мощной оправе скрывали верхнюю часть лица. Бумагу заместителя министра Лаптевников принял благоговейно и, прочитав, бережно положил в средний ящик стола.
— Сделаем немедленно, — сказал он и, сняв очки, глянул на посетителя маленькими серыми глазами, заслезившимися от дыма. — Говорите адрес вашего предприятия и номер расчетного счета.
Олег Петрович сообщил, а Лаптевников записал что-то в блокноте и заверил:
— Сегодня же и дадим распоряжение в Дубну о немедленной отгрузке. Если задержатся больше недели, звоните вот по этому телефону.
Несмотря на его деловитость, старик выглядел таким беззащитным, что Олегу Петровичу расхотелось сводить с ним счеты, не таким он ему представлялся издали — он только осведомился, почему Лаптевников прошлый раз так категорически осадил завод.
— Припоминаю, было что-то в этом роде. Можно бы поднять документы у секретаря, но, в общем, понятно и без того. Не можем мы, милейший, увязать интересы всех заводов, чтобы никого не обидеть. Вашу цидулю я помню еще и потому, что вы ведь копию ее в газету «Индустрия» послали, а оттуда натравили на нас борзого сотрудника: делов было!
Не могут, вы поймите, не могут нам металлургические и метизные заводы отгружать продукцию в мелкой расфасовке, как сигареты. Они отгружают целыми составами, платформами! Товарные дворы станций тоже не расширишь, и количество перевалочных баз нельзя множить до бесконечности. Вам бы поработать здесь недельку, стало бы все понятно.
— А что остается делать нам?
— Да то же, что и делаете, пока не додумались до лучшего.
— Зачем же тогда было писать нам грозную отповедь?
— Не одергивать тоже нельзя, совсем распояшетесь.
Олег Петрович понял, махнул рукой и ушел, мирно простившись. А заместитель министра, закончив наиболее спешные дела, вспомнил о посетителе и вызвал своего секретаря:
— Чуть не забыл спросить, зачем вы утром пропустили ко мне Голого, я же просил не мешать?
Секретарь рассмеялся:
— Голых не было, что вы!
— Ну этого… Нагого, что ли?
— Прошел тут один, он сослался на вас, сказал, что примете.
— Что за вздор. Значит, вы без моего разрешения заказали ему пропуск?
— Я не заказывал.
— Так не без пропуска же он прошел! Выясните.
Вызванный с пропусками дежурный предъявил всю пачку, и секретарь сразу заметил бумажку, отличавшуюся от других даже по формату.
— Так это же простая записка! — воскликнул он и прочитал вслух:
«Благодарю за любезное содействие. Олег Нагой».
— Это что же такое? — воззрился он на дежурного, только сейчас понявшего, что стряслась беда.
— Оставьте его, пусть вернется на пост, — приказал заместитель министра. — Уж если этот новоявленный Остап Бендер сумел обговорить вас и меня, то чего же с него спрашивать.
— Прикажете затребовать Нагого сюда или сразу передать дело в органы?
Замминистра помедлил, потом поднялся из-за стола, посмотрел в окно, запер сейф и только тогда ответил:
— Собственно говоря, ничего противозаконного Нагой не совершил. Вряд ли можно считать предосудительным способность убедительно отстаивать интересы своего предприятия. Нагой не применял силу, действовал не из корысти, не обманывал и не делал подлога.
— Но — пропуск!
— А он и не назвал свою записку пропуском, он только поблагодарил нас в ней. Он просто нахал, но это мне даже нравится. Люблю рискованных людей. Оставьте без последствий, а сейчас вызовите мне машину к подъезду.
19
На пути из Москвы Олег Петрович был молчаливее обычного, и попытки Афины Павловны расшевелить его не имели успеха.
— Ну и помалкивай в тряпочку, если уж стал такой важный, — обиделась Афина Павловна и достала из сумочки переводный роман.
А Олегу Петровичу, собственно, нечего было и обдумывать по-настоящему, потому что в его распоряжении была только факты, объяснение которых не укладывалось ни в какие рамки. Строго говоря, они вообще были необъяснимы, под них нельзя было подвести никакой теории, оставалось только фантазировать и строить весьма шаткие гипотезы. Но покачивание вагона, удобное кресло и смягченный перестук колес располагали к тому, что Олег Петрович вновь и вновь перекручивал нить своих размышлений.
