Виктор Цокота - Звезды бессмертия (Книга 1)
- Так ведь о том, что проводятся государственные испытания, с катеров через мегафоны на весь Днепр кричали! - не удержавшись и всплеснув руками, воскликнула Таня.
Василий Ерофеевич помолчал, словно давая время команде "Юлии" до конца осмыслить и как следует продумать услышанное. Потом не спеша продолжал:
- Место передачи этой радиограммы, как и расшифрованного ответа на нее, нам установить не удалось. Ответ был очень коротким,-поднес он поближе к глазам второй бланк.
"Продолжайте наблюдение точка Сообщайте все точка Мелочей нет точка".
ГЛАВА ПЯТАЯ
...Они стремительно неслись над землей на высоте птичьего полета. Ветер, настоящий ветер свежей упругой струёй бил ему в лицо, теребил ворот рубахи, ерошил волосы, и Роберто то и дело откидывал их со лба привычным движением руки.
Внизу, под ними, цвели сады. Они протянулись огромным массивом от горизонта к горизонту с запада на восток и с севера на юг, отражаясь неповторимой, чуть голубоватой белизной снежных равнин, розовея багрянцем заката, или тонули в нежных изумрудно золотистых переливах долин, а то и просто взметались пестрой радугой на холмы и горные кряжи.
Роберто нисколько не удивляло ни обилие ярких красок, ни сам бесконечный и сказочно прекрасный этот сад, свежую зелень и красочное разноцветье которого то и дело прорезали широкие, серебрящиеся на солнце каналы, причудливые изгибы речушек, озер и искусственных водоемов. Роберто уже ЗНАЛ, что летит над зоной садов и отдыха, что так и должно быть, что зона эта простирается огромной заповедной полосой, на сотни километров, к югу и северу, вдоль всего экватора опоясывая планету.
В той зоне не было ни одного города. Земляне жили здесь, как правило, семьями, выбрав на время отдыха уединенный домик, либо поселившись в просторной секции одного из оазисов здоровья, изумительные дворцы которых высились в самых чудесных уголках зоны.
Особенно много было их на океанских и морских побережьях. В одночасье здесь могло разместиться все население планеты, хотя до этого, конечно, никогда не доходило.
Разработанный и утвержденный Советом Земли еще много веков назад, Регламент предусматривал ежегодную свободу выбора времени и продолжительности отдыха только для девяти из каждого десятка работоспособных. Один из них в этот год не имел права на отдых. Случалось такое не чаще пяти-шести раз в жизни, продолжительность которой достигала, как правило, ста двадцати лет. И все были согласны с мудростью тех, кто много веков назад разрабатывал и утверждал Регламент Справедливости Землян. Десять процентов трудового населения (возраст до двадцати пяти и после восьмидесяти лет не брался в расчет) на теперешнем этапе экономического развития разумной цивилизации, населяющей планету, вполне могли обеспечить жизненное и культурное благосостояние всех остальных. Но следует сказать, что за многие века и даже тысячелетия не было случая, чтобы число работающих даже в самые благоприятные для отдыха месяцы составляло менее пятидесяти процентов. Роберто ЗНАЛ, что для всех без исключения землян труд был не только осознанной необходимостью. Он стал их насущной потребностью, их счастьем, их наслаждением, делом их жизни.
В большинстве своем они не были однолюбами, на всю жизнь привязанными незримыми нитями к какой-либо одной работе, хотя первые свои двадцать пять лет готовили себя именно к ней, выбранной из многих еще в годы детских грез и надежд. Но, освоив ее в совершенстве, отдавая ей свое время, накопленный опыт и приобретенные знания, каждый из землян уже в более зрелые годы мог в силу общественной небходимости, в результате новых научных открытий и технических достижений, развития культуры и искусства увлечься и овладеть второй, третьей и даже четвертой профессией, постичь ее в совершенстве и затем отдавать всего себя безраздельно там, где это было наиболее нужно обществу, где его знания и устремления могли проявить себя наилучшим образом.
Логически Роберто уже хорошо ОСОЗНАЛ всю радость трудового порыва, притягательную силу творчества, огромную гордость от сознания достигнутой в результате упорной работы цели. Но до конца осмыслить величие тех далеких землян, наделенных невиданной им раньше способностью любить труд во всех его проявлениях, ему помогла случайно подслушанная беседа. И хотя Роберто ЗНАЛ, что видит сейчас Землю и ее хозяев, какими они были почти несколько миллионов лет назад, он прекрасно ПОНИМАЛ мелодично-певучий язык этой пары, что сидела под тентом просторной террасы за соседним столиком справа от него.
Внизу под ними ласково плескалось море. Широкая светлая полоса песчаного берега до самой террасы была заполнена загорелыми землянами. Но еще больше их было в море, откуда доносились звонкий смех, разноголосый щебет ребятишек, затеявших очередную возню с добродушными дельфинами.
Однако Вион не замечал окружающего веселья, приподнято-радостной обстановки отдыха и покоя. Мысли его, видимо, блуждали где-то далеко, большие глаза заволокла фиолетовая дымка печали и беспокойства. Он почти не притрагивался к еде, вяло ковырял двузубой вилкой в широкой хрустальной чаше, бока которой напоминали усеченный конус.
Вот он легонько отодвинул чашу, соединил вилку и округлый нож в испугавшее когда-то Роберто подобие предупреждающей молнии, положил сверху на чашу и виновато посмотрел в глаза жене.
Анона приподняла веки, и в глубине ее глаз вспыхнул оранжевый огонек недоумения и легкой растерянности.
- Тебе нездоровится, милый?
В голосе ее звучала тревога.
- Что ты, родная, я совершенно здоров. Пойду принесу тебе сок манго. Или ты хочешь что-нибудь другое?
- Нет, дорогой, манго вполне подойдет. Только, пожалуйста, холодный. А ребятам принеси мороженого. С подслащенным соком граната и лесными орешками. Я им еще утром обещала.
Вион кивнул головой и, взяв со стола все четыре чаши,-дети давно уже поели и убежали к воде смотреть на возню старших ребятишек с дельфинами,пошел в глубь террасы к белоснежной стене пищевого дозатора.
Анона проводила его долгим внимательным взглядом. Огромные, будто бездонные озера, глаза ее светились нежностью и покоем. И пока она, выгнув лебединую шею, смотрела вслед мужу, Роберто украдкой любовался молодой землянкой.
Стройная, грациозная, элегантная в своем серебристобелом хитоне, украшенном на высокой груди двумя гроздьями сверкающих рубинов (Знаки Материнства) и затянутом в тонкой талии вместо привычного повседневного рабочего пояса нитью розового жемчуга, она была очень женственна и красива. Смуглая кожа лица и наполовину оголенных рук выдавала в ней южанку, а тонкие золотистые перья, уложенные в замысловатый убор над высоким лбом, красноречиво говорили, что генетическая ветвь одного из ее родителей берет начало от родовых общин севера.
