Михаил Емцев - Последнее путешествие полковника Фосетта (сборник)
— Ну хорошо, допустим. А что там, за бортом?
— Ничего.
— Ты вкладываешь в это слово какой-то смысл?
— Лишь постольку, поскольку все приборы ничего не регистрируют.
— А насколько вероятно то, что за бортом действительно ничего нет?
— Совсем невероятно.
— Так как же?
— Повторяю. Сущность этого противоречия я не могу постигнуть.
— Что показывают хронометры?
— Ничего.
— Значит, времени нет?
— Это исключено. Все совершается во времени.
— Ага! Ясно! Опять противоречие, которое тебе не по зубам?
— Да, противоречие. Только зубов у меня нет.
— Это я фигурально… Включи свой ассоциативный блок.
— Хорошо. Теперь понимаю. Противоречие мне явно не по зубам. У меня до него нос не дорос.
— Что будет, если я вылезу наружу?
— Не знаю.
— Знать — это твоя обязанность.
— Могу дать прогноз лишь для случая космического пространства. Условия же, существующие за бортом, мне не известны.
— Я погибну?
— Не знаю.
— Если времени нет, я не погибну. Я буду вечным.
— Посылка и следствие лишены смысла. Время неуничтожимо, а биологические объекты смертны.
— Замолчи! Что знаешь ты о мире, электронный мудрец, напиханный окостеневшими догмами!
— Ты приказываешь мне отключиться?
— Нет. Отвечай, если можешь.
— Верить в чудеса свойственно только людям.
— Значит, ты не рекомендуешь мне высовываться?
— Нет.
— Почему?
— Техника безопасности запрещает выход в пространство до выяснения условий.
— Но ведь за бортом нет пространства!
— Пространство, как и время, неуничтожимо.
Да, эту дурацкую машину, видимо, ничему не научишь. Как попугай, она будет твердить одно и то же.
— Долго ли я смогу еще просуществовать?
— Космический корабль вместе с экипажем представляет собой экологически замкнутую систему.
— Ну и что?
— Отсюда единственным условием, ограничивающим время существования, является естественная биологическая смерть объекта.
— Но это во времени… А вне его я бессмертен… Можешь не отвечать. Я знаю, что ты скажешь.
Подумать только, я бессмертен! Смертный человек обрел бессмертие! Но какою ценой!.. Я не хочу этого! Это вечность памяти, а не человека. И даже за память нельзя поручиться… Ничто разъедает ее. Девственный обнаженный мозг в банке, поставленный в темный звуконепроницаемый термостат… Термостат!
— Какая там температура?! — мне кажется, что я кричу.
— Термометры не показывают никакой температуры.
— Значит ли это, что они показывают нуль Кельвина?
— Нет. Они ничего не показывают.
— Мне это непонятно.
— Мне тоже.
— А чего тут не понимать, дурацкое существо! Нет вещества, нет движения, откуда же взяться температуре?! Все просто, как дважды два. Нигде ничего нет.
— Это невоз…
— Заткнись!
Если бы я верил в бога, мое положение было бы крайне затруднительным. Я не мог бы молиться. Ведь и бог немыслим вне времени и пространства. Мои молитвы просто не дошли бы до него… Впрочем, все это чепуха. Любые молитвы никогда не доходили до бога. Мое же положение не становится менее скверным из-за того, что я атеист. Хотел бы я посмотреть на бога в этих суперрелятивистских условиях.
— Могу ли я покончить жизнь самоубийством?
— Командиры космических…
— Не читай мне инструкций. Сам знаю. Меня интересует лишь принципиальная возможность такого действия.
— В принципе это возможно.
— Как?
— Моя программа не предусматривает…
— Опять! Я же не прошу у тебя совета. Где это видно, чтобы кандидат в самоубийцы с кем-нибудь когда-нибудь предварительно советовался? Все сводится к чисто логическому анализу. Возможно ли самоубийство вне времени?
— Очевидно, нет. Как и всякое изменение вообще.
— Но я мыслю, обмениваюсь с тобой информацией! Это ли не изменение?
— Изменение. Оно лишний раз доказывает, что мы находимся во времени.
— Лишний раз… Какой бюрократ тебя программировал? Можешь ли ты привести мне доказательства, что наш диалог развивается последовательно? С чем ты сравнишь развитие этого процесса? Часы ведь стоят.
— У меня нет других доказательств, кроме того, что время, как категория…
— Не надо слов! Я-то думал, что догматизм — это специфическая болезнь людей. Оказывается, и роботы не обладают к нему иммунитетом. Жаль!
Что же делать? Что же делать? Как разрушить это безысходное колдовство? Разбить этот проклятый круг?
— Где мы находимся?
— Такой вопрос уже был. Не знаю. Нигде.
— Можем ли мы вернуться назад?
— Нет.
— Почему?
— Мы не знаем, где находимся сейчас.
— Только-то? А если лететь наобум?
— Невозможно. Приборы мертвы. У нас нет критериев движения или покоя.
— Так, может, мы и сейчас движемся?
— Не исключено.
— И попадем домой?
— Маловероятно.
— Ну пусть не домой, а куда-нибудь в другое место, где пространство время обретут привычные формы?
— Не исключено.
— Ты мыслишь строго логически?
— Вероятностно.
— Ах, вот как! Тогда, по-твоему, исчезновение пространства — времени невероятно…
— Невероятно.
— Зачем же я с тобой разговариваю?
— Не знаю.
— Я все еще нормален?
— Да.
— А ты?
— Не понимаю.
— Нормальна ли ты?
— Все системы в исправности. Только предохранитель на входе почти испарился. Сейчас я его заменю.
— Не надо.
— Почему?
— Без меня твое существование бессмысленно. А я тебя покину.
— Как?
— Я хочу выйти наружу.
— По инструкции…
— Я выйду не по инструкции.
— По крайней мере нужно надеть скафандр высшей защиты.
— От чего защищаться? От ничего?
— Если там ничто, то ты не сможешь меня покинуть. Перемещение вне пространства невозможно.
— Но что же делать? Я не могу так! Не могу!
— Почему? Ведь возможность мыслить остается?
— Ты не поймешь меня… Я человек. И я не могу так. Я должен знать, что там!
— Это неразумно. Нельзя увидеть больше, чем видят приборы.
— Ты хочешь сказать, что за бортом я не узнаю ничего нового по сравнению с тем, что знаю сейчас?
— Да. Там ничего нет. Приборы не ошибаются. Это невозможно, невероятно, но там ничего нет. Мои предохранители плавятся.
— И черт с ними… Я все-таки хочу выглянуть. Пусть это бесполезно, глупо, но надо что-то делать. Другого выхода не дано.
— Это тоже не выход.
— Но это хоть попытка к действию. Я должен прорваться.
