Виктор Гончаров - Межпланетный путешественник
А они так солидно освоились с новым положением, будто здесь родились и выросли. Никакие мои увещевания относительно полной непригодности данной обстановки для игры в чехарду, для громкого пения грузинских (и каких бы то ни было) песен, для борьбы и других милых развлечений, никакие мои увещевания на сей счет не действовали. Словно взбесились ребята!
Едва-едва успели они привести в порядок комнату: поставить на место разбросанные и опрокинутые стулья, на столе ликвидировать несколько хаос; едва успели занять свое убежище под кроватью, створка скрипнула и появился четырехугольный.
— А! Очень хорошо. Я вижу, вы уже отдохнули, профессор? Тогда идемте скорей…
— Разрешите узнать: куда? — поднялся я навстречу. На этот раз он был более корректен и сообщителен:
— Будет небольшое собрание. Мы обсудим вместе некоторые детали предстоящего путешествия. Ждут ваших ценных указаний.
— Надеюсь, — спросил я с иронией, — надеюсь теперь никто не будет тыкать мне револьвером в нос?
— О, на этот счет будьте спокойны, — четырехугольный немного смутился. — Забудьте то, что было. В стране варваров мы действовали по-варварски, здесь же — культурное государство.
— Гм… Почему же вы не обошлись силами своего "культурного государства", а полезли к варварам? пробормотал я.
— Мы не причисляем вас к варварам, г-н профессор, — поспешил заверить меня четырехугольный. — Вы исключение. Вам более приличествует жить и работать среди нас.
— Вы очень любезны, — отпарировал я. — Однако разрешите поблагодарить нас: свои варвары мне более по душе, чем чужие " культуро-носители"…
…Вроде вас, хотел я добавить и еще кое-что, но счел лучшим воздержаться. И хорошо сделал: мало ли чего можно наговорить вредного для себя в приливе патриотических чувств?!
Мы вышли.
Крыша, куда опустилась наша машина, представляла собой хорошенький садик — с павильонами, беседками и фонтанами.
Стоял чудный прохладный вечер. После душного, насквозь прокуренного воздуха моей летучей темницы, грудь с наслаждением вдыхала свежесть вечера и аромат цветов.
На главной аллее садика нас встретил пуговка. Он мило раскланялся, но не пошел с нами, а направился к машине. Через минуту я услышал ее взлет.
— Скажите, — обратился я к Джеку, естественно обеспокоенный, — надеюсь, машина не навсегда улетает? Я ее увижу еще?
— Конечно, конечно, — успокоил меня Джек, удивленный проявленной мною привязанностью к летучей темнице.
Я об'яснил:
— Там осталась моя записная книжка… (Это правда, но, разумеется, мотивы к моему беспокойству крылись в другом).
— Будьте уверены, никто ее не тронет. Мой приятель повел машину в ангар… Нужно запастись провизией, заменить аппараты, регулирующие воздух, и поставить свежие аккумуляторы. Кроме того нужна еще одна койка…
— Ой!..
— Что с вами?
— Ничего, ничего… В ногу кольнуло — проклятый ревматизм!.. Вы говорите "койка?" Но где же ее поставить? Там тесно!
— Мы поставим ее рядом с прежней. В тесноте да не в обиде… Ха-ха-ха. Так, кажется, у вас говорят, профессор?
Так-то-так, но постановка новой койки мне совершенно не нравилась. Станут передвигать старую и… Эх, ребята, ребята, сколько вы мне причиняете волнений!..
Лифт опустил нас на десятый этаж. Мы вошли в чью-то квартиру и, пройдя длинный ряд роскошно убранных комнат, попали, наконец, в небольшой зал, где заседало около 20 человек, — люди весьма почтенных лет; среди них преобладали лысины и носы с толстыми лупообразными очками.
При нашем появления весь зал, как один человек, встал, храня величавое молчание. На меня устремилось пар сорок с лишним глаз.
— Это они вас приветствуют, — шепнул мне Джек.
Я раскланялся, не мало смущенный столь торжественным и совершенно не по моим заслугам приемом, и остановился около кафедры в некоторой неловкости. Мне сейчас же поставили стул.
— Милостивые государи! — пышно возгласил председательствующий — длинный человек, похожий на цаплю по своему росту, по непомерно большому носу и единствевному во всей голове клоку волос на затылке.
— Милостивые государи! Мы имеем необыкновенное счастье лицезреть, наконец, перед собой знаменитого мирового ученого (ого! перестарался. В. 3.), величину первого разряда, высокочтимого профессора Зенель, который милостиво из'явил свое любезное согласие (под револьвером! В. 3.) следовать вместе с мистером Джексоном и мистером Джонсоном (ах, вот их фамилии!? — знаю, знаю: знаменитые авантюристы В. 3.), следовать и руководить экспедицией на Луну. Я не буду распространяться о цели этого путешествия. Надеюсь, она всем вам хорошо известна…
— Позвольте, — пробормотал я, — но мне-то она мало известна. Я был бы вам отменно признателен, если бы получил небольшую на сей счет информацию.
Цапле-образный председатель, подобно птице, на которую был похож, в недоумении склонил свой клюв в сторону мою и моего спутника:
— Разве мистер Джонсон и мистер Джексон не поведали вам о целях экспедиции?..
Мистер Джексон (четырехугольный) поперхнулся:
— Да, но…
Откуда-то выпорхнул пуговка и залепетал:
— Там, в России обстановка была такова, что мы боялись сколько-нибудь подробно говорить о целях. Со всех сторон мы были окружены большевистскими агентами — "чекистами", — если изволите знать. Мы даже не имели уверенности, что этих агентов не окажется в квартире досточтимого профессора. Вот как дело обстояло!.. Поэтому нам пришлось ограничиться одними намеками об экономической и политической стороне экспедиции.
Я широко раскрыл глаза: удивительно нагло лгал этот господин.
— Позвольте, — сказал я, — вы о политической стороне, насколько мне помнится, даже не заикнулись!
— Вот видите, видите, — горячо встрепенулся пуговка, будто я не изобличить его хотел, а поддержать. Видите, как мы должны были быть осторожными. Мы, "даже не заикнулись", — профессор прав, — мы "даже не заикнулись". О, очень неблагоприятная была обстановка…
Председательствующий склонил клюв к собранию, подумал и изрек:
— Тогда я сейчас, с разрешения присутствующих, информирую г-на профессора.
— Считаю необходимым, — пробасил кто-то с задних рядов, — считаю необходимым, чтобы уважаемый профессор поведал нам сначала свое политическое "кредо".
— А! — сказал председатель — очень дельно!.. Что думает на этот счет собрание?
Собрание заволновалось, загудело, как рой шмелей, но ничего определенного не выразило.
Я сидел, как на иголках.
Председательствующий проголосовал внесенное предложение. Большинством голосов оно было принято.
