Николай Томан - По светлому следу
— Куда же он мог деться? — спросил Евгений. — Есть у вас хоть догадка какая-нибудь?
— Положительно ничего придумать не могу, — ответил техник, и по мальчишескому веснущатому лицу его видно было, что он встревожен. — Уж не случилось ли с ним чего?..
Пока они разговаривали, к домику Астрова подошел инженер Гасан Назимов, смуглый молодой человек, учившийся вместе с Астровым в энергетическом институте.
На экспериментальной базе он занимался солнечными установками, получающими тепло низкого потенциала.
— Здравствуй, Женя, — протянул он руку Курганову. — Слыхал уже, что Митя пропал? Утром завтракали вместе, и вдруг как сквозь землю провалился! Мы его, правда, хватились уже после аврала, который был на базе во время урагана, но дядя Рустам уверяет, будто до урагана Митя не выходил из своего домика. Уйти же с базы во время бури, сам посуди, нелепо.
Назимов был контужен на фронте, и когда нервничал, у него слегка подергивалась левая щека. Чтобы скрыть это, он медленными движениями ладони массировал лицо. Сегодня инженер почти не отнимал руки от щеки.
— Боюсь, не приключилось ли с ним чего серьезного, — продолжал Назимов, усаживаясь в плетеное кресло. — Уж очень Митя угрюм был в последние дни. А вчера на целый день уезжал куда-то. Он, правда, любил иногда выезжать в горы или соседние колхозы, но не делал никогда из этого секрета, а вчера почему-то не сказал мне, куда ездил.
— Странно! — задумчиво заметил Евгений.
— Очень странно! — возбужденно повторил Назимов и усердно потер щеку. — Попробуй, Женя, расспросить дядю Рустама. Видишь, он радиомачту поправляет. Может быть, ему известно, куда ездил вчера Дмитрий.
И, не ожидая согласия Евгения, Назимов высунулся в окно и крикнул коменданту базы Рустаму Садыхову, прозванному Пехлеваном, то есть богатырем, за его атлетическое телосложение:
— Дядя Рустам, зайди, пожалуйста, на минутку! Спустя несколько минут огромная фигура коменданта с трудом втиснулась в окошко домика Астрова.
— Салам алейкум, Женя! — приветствовал Курганова дядя Рустам, называвший всех на базе, кроме начальника, по имени.
— Алейкас салам! — отозвался Евгений и спросил, не знает ли дядя Рустам, куда ездил вчера Астров.
— Не знаю, — ответил Рустам. — Утром оседлал я Мите Мюнаджима, а вечером принял его обратно. Ни Мюнаджим, ни Митя не сказали мне ни слова, куда ездили, — усмехнулся комендант.
Мюнаджимом, или Звездочетом, звали любимого коня Астрова, на котором он часто выезжал на прогулку в горы.
— Ты не шути, дядя Рустам, — серьезно заметил Евгений. — Митя ведь пропал куда-то.
— Знаю, — ответил Рустам и нахмурился. — Сам искал его по всей базе. Даже в соседних колхозах наводил справки. А вчера очень странным мне показалось, что не сказал Митя, куда ездил. Даже на вопрос мой не ответил. Очень задумчивый был. Не расслышал, наверное, о чем я его спрашивал. Больше того тебе скажу: всю ночь не спал Митя. До утра огонь в его окне горел. Никогда раньше не сидел так поздно.
Все услышанное Кургановым от Караулова, Назимова и Рустама серьезно обеспокоило его, и он решил немедленно идти к Сарычеву.
Откровенный разговор
Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.
Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.
— Кто там? — спросил он. — А. это вы, Евгений Николаевич? Заходите, пожалуйста.
Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:
— По поводу Дмитрия Ивановича?
— Да, — ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло. — Что бы это могло значить, Антон Кириллович?
У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился какой-то тревожный огонек.
— Ничего не могу понять… — растерянно проговорил он.
— Но все-таки, — настаивал Курганов, — есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, так что вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни…
— Вот именно, “в последние дни”! — вспыхнул вдруг Сарычев. — Не результат ли это “последних дней”?
— Объясните яснее, — нахмурился Курганов, не совсем еще понимая мысль Сарычева, но уже догадываясь, к чему он клонит.
Антон Кириллович ответил не сразу. Помолчав, он произнес медленно, с трудом подбирая нужные слова:
— Я полагаю, что его сильно обидело решение комиссии. Совершеннейшей бестактностью было с их стороны заявить Дмитрию Ивановичу, что он занимается бесплодными экспериментами…
— Зачем же вы утрируете так заявление комиссии? — возмутился Евгений. — Никто не говорил Дмитрию о бесплодности его экспериментов. Ему лишь посоветовали не спешить с постановкой новых опытов, а серьезно изучить уже достигнутые результаты и попытаться использовать для практики все, что уже возможно. Я лично считаю это мудрым советом. Ведь в последний год Дмитрий почти не продвинулся вперед в своих поисках сверхсветочувствительного металла для фотоэлементов. Он попросту топтался на месте, нервничал и, видимо, совершал ошибки. Ему нужно было переменить тактику в достижении своей главной цели: заняться временно другим делом, попытаться реализовать уже достигнутые результаты, и кто знает, может быть это подсказало бы ему новое, более удачное решение трудной задачи. Что же обидного в таком совете комиссии?
Антон Кириллович нервно теребил какую-то бумажку. Не глядя на Курганова, он заметил раздраженно:
— Вам не понять этого, Евгений Николаевич, а я это очень остро чувствую… Когда я в одиночку трудился над этой проблемой, надо мной чуть ли не посмеивались, обрекая всю мою идею на полную неудачу. Вы представить себе не можете, как это было обидно!..
Антон Кириллович резко поднялся, прошелся по комнате и выпил залпом полстакана воды.
— Но в отношении меня это еще было понятно, — продолжал он, немного успокоившись. — Я достиг лишь ничтожных результатов: коэффициент полезного действия моих фотоэлектрических батарей составлял не более полутора-двух процентов. Но ведь Астров добился большего! Он уже аккумулирует с помощью фотоэлементов электрический ток довольно значительной силы и достиг бы вскоре еще больших успехов.
Антон Кириллович тяжело вздохнул и добавил, понизив голос:
— И вот, вместо того чтобы поддержать талантливого ученого, ему становятся поперек дороги…
