Николай Полунин - Цербер
Максим Петрович поднялся, потрепал его по плечу. Нажал кнопку на столе. Почти в тот же миг появился широкоплечий секретарь с подносом, на котором стоял кофейник, молочник, чашечки.
- Коньяку хочешь? - спросил Максим Петрович, когда секретарь вышел.
- Да ну. Коньяк делу не поможет. Что говорят о наших экзерсисах наверху?
- То есть?
- Ну, я хотел спросил, как там отнеслись к результатам? Как отреагировал "сам"?
- Да побойся Бога, Андрей, ты что же думаешь, я туда с докладными, что ли, бегаю? Про "Антарес" ни единая душа наверху не знает и не узнает, я надеюсь, до поры до времени. Ты представить себе не можешь, что будет, если там пронюхают, чем твоя контора занимается. "В наше такое сложное непростое время", - съерничал он.
- Вы хотите сказать...
- Я хочу сказать, что те, кому надо, знают. Настоящие люди, как тебе известно, всегда находятся чуть-чуть в стороне от общей свалки. Ты, по-моему, и сам придерживаешься того же мнения, или я ошибаюсь?
- Вы не ошибаетесь.
- Ты даже знать не можешь, каких сил мне стоило отвести от нас подозрения в касательстве... э-э, к Саратовскому диву - так, кажется, его назвали газеты? Большинство впредь станут придерживаться такой терминологии. Тоже нелегко было устроить, но в конечном счете лишние потрясения никому не нужны. "Наверху" пока считают все это природным феноменом. Ты знаком со сводками?
В вопросе Максима Петровича слышалась укоризна.
- Кажется, кто-то там сошел с ума, кто-то не выдержал, застрелился?
- Авиадиспетчерам она устроила яркие впечатления. Дальнему оповещению тоже.
- Но ведь инциденты происходили лишь на закрытых объектах, информация дальше не пойдет? Мои что-то упоминали про Шиханы...
Максим Петрович сурово посмотрел на него.
- Не важно где. Сути это не меняет.
- Можно подумать, компетентные люди в мире не поняли...
- А их не так уж и много, по-настоящему компетентных. Даже во всем мире. Их - вот, по пальцам пересчитать. Если и поняли, то пока молчат. И молчать будут, на то они и компетентные. Но ты прав, еще ничего не кончилось. Хватит пока об этом.
Он налил себе коньяку из удивительной фигурной бутылки с тусклыми золотыми печатями. С удовольствием, смакуя, выпил и налил еще.
- Попробуй. Его закупоривали, еще когда Москва не успела сгореть при Буонапарте.
- Нет, спасибо, не хочу, не до того.
- Ну, как угодно, смотри не пожалей потом. Такой еще не скоро будет.
Посмотрев в поблескивающие напротив голубоватые стекла очков поверх полной рюмки, Максим Петрович сказал жестким голосом:
- Андрей, прекрати нюнить. В конце концов, если она представляет собой такую угрозу, ее всегда можно изолировать. С какой угодно степенью надежности.
- В каменном колодце, - тут же подхватил Андрей Львович. - Средневековом. С гладкими стенами, чтоб не выбралась. И с условием, что вокруг тоже будет средневековье или лучше неолит. Мир без металла. Без электричества и электроники. А еще лучше - и без белковых организмов, потому что на органику она тоже воздействует. Впрочем, и на кристаллические тела, наверное, тоже.
- Тогда спрашиваю еще раз: что ты предлагаешь?
- Не знаю, - неохотно проговорил Андрей Львович и стал смотреть в фестоны занавеси на окне. - Чем глубже мы исследовали диапазон и мощность ее способностей, тем меньше мне это нравилось. В конечном итоге я пришел к выводу, что это могло быть нашей... неосмотрительностью. Куда спокойнее было бы не трогать ее, чтобы все, что в ней живет необъяснимого и... - Андрей Львович поколебался, но все же употребил слово, - и чужого, в ней же потихоньку и осталось. Но если она нужна вам именно в таком виде, в каком мы ее сделали...
- Нужна, - резко подавшись к столу, сказал Максим Петрович. - Именно в таком. Вопрос стоит так: сумеешь ли ты, лично ты, удержать девчонку в узде, чтобы не натворила бед? Скажем, настроение у нее будет плохое или, наоборот, игривое, и захочется ей мало-мало пошалить? Что молчишь? Я угадал?
- Угадали. Она уже нашалила. Этой ночью.
- Что-нибудь серьезное?
- Да нет, так... Слегка подогрела бригаду с Петровки, которая случайно подвернулась, да спалила светофор рядом с домом. Вообще она человек очень дисциплинированный, такого раньше не бывало.
- С какого рожна, выяснили?
- Ну, не впрямую. Можно предположить. Любовник у нее куда-то запропастился, вот она и запереживала так. Запечалилась.
- Ни х... себе! - Максим Петрович, несмотря на всю свою строгость, после рюмочки-другой любил вставить словцо. - Запропастился - найди. На вертолете к дому доставь, в койку, на кой ляд тебе твои полномочия? Сам с ней ляжь, потребует - роту гвардейцев приведи. Девку, если любительница, что угодно.
- С этим парнем интересная петрушка получается. Непростой он какой-то, она с ним и была-то лишь разок.
- Значит, е... хорошо, - сказал Максим Петрович, нацеживая себе третью рюмочку. - Знаешь, как его сыскать?
- У него на хвосте мои оперативники сидят. Прохлаждается на природе. То ли к приятелю поехал, то ли еще как. С ним, я же говорю, все совсем непросто.
- В смысле?
- А в том смысле, как бы он не оказался нашим, как бы это сказать, конкурентом.
- Что, есть признаки? - встревожился Максим Петрович и даже приостановился, протягивая руку за бутылью.
- Все налицо. Сейчас на него информацию натрясывают, но уже известно, что вчера, например, его пытались убрать, причем грязно.
- Это...
- Нет, я не Корпорацию имею в виду. Что-то помельче. Но если бы не мои ребята, там половина двухсотквартирного дома взлетела бы. В связи с этим у меня одна интересная комбинация прокручивается. Хочу узнать его получше, а там уж будем решать. Чую, что-то здесь не то.
- Узнавай. - Максим Петрович поставил коньяк рядом с собой. - И учти, девочка мне нужна послушной и осторожной. Как хочешь делай, но чтоб и мысли ослушаться не допускала. Она ведь хорошая девочка, ты говорил?
- Да. Просто молодец. Нам повезло, что у нее именно такой характер.
- Вот и ладушки. Ублажай ее хоть сам, хоть этим парнем, хоть как хочешь. На карте столько, что ни ты, ни я не беремся в расчет, знай.
- Буду держать вас в курсе.
- Иди, дружок, с Богом, я на тебя надеюсь.
Андрей Львович подхватил свой кейс и вышел, вновь коротко кивнув секретарю. Машина ждала его, шофер лишь сдвинул ее на несколько метров, чтобы не загораживать вход.
Перед тем, как сесть в "Порш", Андрей Львович втянул ноздрями жаркий московский воздух. Ему не почудилось - действительно пахли сгоревшие листья. Уборщик накалывал на блестящий прут и сжигал их, редкие, не выдержавшие июльского зноя. Картина сгорающих в маленьком костерке листьев навела Андрея Львовича на совершенно определенные размышления.
