Николай Полунин - Цербер
- Нет, Братка, я не спорю, излагаешь ты красиво. Нормальная легенда. Не знаю, зачем тебе, ну да не я тебе судья. А верить... Братка, Миша, ну кто этому поверит, ты же сам говорил.
- А что за сумасшедшая идея у тебя была?
- А, это... - Павел взмахнул лапищей, как комара отгонял. - В продолжение твоей баллады. Я тоже стал фантазировать вслед за тобой.
- Хорошо. - Михаил был обижен. Ему не поверили. И кто - Паша, Батя. Единственный, кому он открылся, и единственный, кто поверить бы мог. Хорошо же. Сейчас он убедится.
- Про что он тебя спрашивал? - обратился он к тезке-Мишке. Того вопрос застал врасплох.
- Н-ну... про то, кто мы, от кого, кто послал. Про вас спрашивал, шеф.
- Ты ответил?
Тезка-Мишка криво ухмыльнулся.
- Понятно. Ответил. Он тогда что?
- Да ничего. Хмыкнул, дал по рогам, сюда припер. А тут вы в стельку. То-то мне была радость. Я еще, как порядочный, испугался, что он вас, как Петьку, только прибрать не успел. За вас сперва подумал, за себя - после. Но нет. Просто, шеф был в дупель. В мясо.
- Ну, ладно, ладно.
- Что - ладно? Как было, так и говорю. Михаил повернулся к следившему за ними Павлу.
- Итак, ты ничему не поверил, - сказал в его ухмылку. - По-твоему, все мое - красивая баллада, которой я пудрил тебе мозги. А если получишь доказательство? Прямо сейчас, сию минуту, здесь? Тогда поверишь?
Павел повел могучим плечом в тельнике.
- Не знаю, Братка, зачем тебе это понадобилось... Да и какое доказательство?
- Помнишь, что я говорил тебе о том, как ОНА меня финансирует?
Михаил решил не обращать внимания на тезку-Мишку. Все зашло слишком далеко.
- Предположим.
- Укажи мне место, любое место в свое халупе. Где у тебя похоронка обычно, только чтобы я не мог догадаться заранее.
- Н-ну... - Павел запустил пальцы в бороду, потеребил, сказал: - Ну, хотя бы вон, наверху, за лампой.
Голая лампа на шнуре свешивалась с дощатого потолка, и в месте, где шнур изгибался, переходя из горизонтали в вертикаль, фарфоровый изолятор был ввинчен в неприметную, но отдельную панельку.
- Понятно.
"Итак, я выполнил задание, - стал думать Михаил. - Я еду домой, еду выполнять следующее... что там у меня?... "пятьдесят граммчиков" и "Инвалиды России", вот. Мне предстоит неблизкий путь и большая работа. Я отправлюсь сейчас же. Я здесь, ТЫ знаешь, где, и я готов".
- Как она у тебя открывается? - спросил он, подтаскивая табурет.
- На себя потяни. Да не очень старайся, не сейф берешь.
Михаил выпрямился на табурете, упершись макушкой в потолок. Взялся за изолятор, вкрученный в панельку, потянул. С тихим щелчком панелька отделилась, оказавшись вместе с проводом в его руке.
В открывшемся темном пространстве было много пыли и паутины, а также невесть откуда взявшегося песку. Михаил пошарил еще, но больше ничего там не было.
Он поставил панельку на место, слез на пол и убрал табурет в сторону. Павел смотрел на него сочувственно, но усмехался в бороду, тезка-Мишка, по обыкновению, ждал.
Наконец Павел сжалился.
- Оставим наши опыты на попозже, Братка, - сказал он. - У меня предложение вам сегодня здесь все-таки заночевать. С утра езжайте с Богом, держать не стану. Ты давай пригони свой аппарат, - ткнул в тезку-Мишку, - покопаемся в нем, авось сыщем, что вам сунули. Тогда, может, вспомните - кто. Еще выпьем?
- Самогон у тебя больно крепкий, хозяин, - буркнул тезка-Мишка, - дорогу до баранки, боюсь, не найду.
Павел проследил за его взглядом, уже открыто смеясь. Кинул из кармана на топчан обойму к "стечкину", металл звякнул о металл.
- Забери ты свою пушку, только на виду не таскай. Меня тебе не взять, хоть броневик приволоки. Пойдем мы, Миня, а ты тут побудь, спросит кто - скажи, вернусь скоро. Отдыхай.
Глядя в улыбающееся, ставшее от этого еще страшноватее лицо Павла, он невольно отметил, что тайное недоумение с этого лица не исчезло. Оно лишь упряталось совсем глубоко, но продолжало тревожить каменного Пашу Геракла. Пожалуй, еще и усилилось.
"Отчего ОНА не услышала меня? - думал Михаил, когда Батя и мрачный тезка-Мишка оставили его одного. - Отчего я ничего не увидел, ничего не помню? Что Паша мне влил? На обычный клофелин не похоже, да и дешевка это, не станет он... Неужели я начал освобождаться из-под ЕЕ власти? Паша сильнее? Не может быть, он всего лишь человек, один из многих..."
Михаил налил себе полстакана, выпил, закрыл банку полиэтиленовой крышкой. Ну и зелье. Ложкой, захватывая помногу, стал доедать холодные грибы. Грибы были вкусные.
Глава 33
За последние годы Москва сильно изменилась. Приметой одного из таких изменений можно счесть появление новоотремонтированных, отреставрированных и даже перестроенных зданий, подчас расположившихся меж самых ординарных жилых домов.
Только знающий человек угадает в них, сверкающих импортной отделкой, какие-нибудь бывшие котельные, прачечные, детские сады старой постройки или иные, поменявшие масть и хозяев строения. Они стоят солидно, прочно, с пренебрежением поглядывая снизу вверх на многоэтажные, но обшарпанные изнанки окружающих зданий.
Одни претерпевали метаморфозу поэтапно, на протяжении времени, другие менялись вмиг. Надстраивались этажи и по-особому стеклились окна, менялись стены, врезались новые парадные двери, новые обширные автостоянки обносились высокими, прочными, но почти всегда изящными заборами.
На воротах выставлялась, как правило, собственная охрана, и особнячки становились маленькими Монако на краю Франции или Лихтенштейнами сбоку Швейцарии. А то и Ватиканами посреди Рима - возможно, их хозяевам приходилось слышать, что "Третий Рим" - это не просто название одного из самых дорогих ресторанов в Москве.
Как правило, бывает непросто что-либо узнать о них, о хозяевах, а уж пройти внутрь - и вовсе удел избранных. Однако такие избранные есть, а в изменившейся и продолжающей меняться Москве они даже составляют значительный процент населения. Они очень разные и занимаются очень разными делами.
Все вышесказанное ни в малой мере не относится к особнячку, куда сейчас подъехал черный "Порш" с сильно затемненными стеклами. Хотя все внешние признаки были налицо. Неотечественная чистота и аккуратность, стоянка, забор, охрана. И все-таки этот особняк не был из племени домов нуворишей, возникшего в один миг.
Внутри его обитали люди, которые и в прежние времена сидели в самых лучших кабинетах. Пожалуй, лишь занавеси в окнах заморского разреза их выдавали. Белого искусственного шелка, фестонами, они были перенесены хозяевами с собой как дань прошлому, как память.
Высокий седой мужчина в толстых очках вышел из "Порша" и уверенно миновал двоих охранников, стоящих по сторонам полированной парадной двери. Она мягко открылась и мягко закрылась за ним. Двое не шевельнулись даже.
