Борис Батыршин - Третий Меморандум
§2. Но поводу дела группы так называемых «панков» Консульский Совет постановляет:
А. За отсутствием состава преступления отвергнуть предложения сослать «панков» на Дальний берег навечно без припасов, по статье 7 Акта о преступлениях;
Б. В связи с тем, что в настоящее время включение «панков» в число граждан ТСРГ представляется преждевременным и неоправданным, – переправить их на Дальний берег со всеми необходимыми орудиями труда, припасами и холодным оружием, с тем, чтобы через три года специальная авторитетная комиссия проверила, достойны ли они вхождения в число граждан ТСРГ;
В. В связи с том, что Алла Тонких, проходящая по делу «панков», беременна, Консульский Совет разрешает ей немедленно войти в гражданство ТСНГ и остаться в Первограде, буде она изъявит такое желание.»
••••••••••••ДНЕВНИК КАЗАКОВА
«21 апреля. Кажется, все возвращается на круги своя. Валерьян, по крайней мере, сегодня деятельно дирижировал на возведении крольчатника. Завтра заселяем первое общежитие – двадцать четыре комнаты по шесть человек; не хоромы, но все не лучше палаток. Разумеется, отдали девочкам, хоть Маркелов и гундосил за своих героических стеначей. Да, героические стеначи вчера совместно с котятами и следопытами отразили какую-то бешеную атаку обезьян. Их было, рассказывают, не менее сотни; по крайней мере, убито 14. У нас трое покусаны, один серьезно, Вика и Родион швы клали… Сегодня вечером будем вешать ордена: и за стройку и за героизм… Тоже не сахар, но лучше уж атаки обезьян, чем раскол внутри.
Решили вопрос о Третьей экспедиции: послезавтра отправляем. Вместе с ней выйдут три отряда, в каждом следопыты, строители и охотники: мы решили километрах в 30 от города создать три укрытия для охотников, откуда бы они промышляли по неделе, – посменно; а то в окрестностях дичи все меньше.
Кажется, я угадал принцип, по которому Хозяева раскидывали человеческие группы: принцип кастовой специализации. Это дурно: меня мучает призрак поселка афганских ветеранов. Всяких бритоголовых не боюсь: там, где говорят автоматы, они будут не больше, чем неумные щенки. А вот афганцы… Можно еще больше укрепить нашу «армию», я дажe собираюсь подготовить и провести этакий акт, ее упорядочивающий, но против ветеранов мы все разно будем слабы, и главное, что даже мирно слившись, мы получим этакий преторианский лагерь. А впрочем, что толку так глубоко развивать собственные домыслы?
С Викой – какое-то отстранение. Надо думать о работе, а перед глазами – Вика, 0льга…
Опять Ольга. Всю жизнь платонически мечтал о власти, а выходит, что оная власть сама-то но себе тоску только нагнетает, и нужна-то была, как предлог…»
••••••••••••ХРОНИКА ГОЛУБЕВА
«…как мне ни обидно сознавать себя лишь актером, которому каждый щенок может кинуть гаерскую реплику – должен признать, что режиссер этого фарса цели своей достиг. Опять изыскал остроумный компромисс и опять выпутался из положения. Военные, правда, были недовольны как мягкостью приговора, так и ложным положением, в котором я оказался, но последующие события нас примирили. 20 апреля громадная стая панцирных обезьян накинулась па почти уже завершенный периметр. Было раннее утро, рабочие только шли на объекты и, к счастью, никого из них звери не застали врасплох. Коты на башнях открыли огонь; лавина обезьян захлестнула 3-й пост, Юра Хонин расстрелял рожок и отбивался уже прикладом, когда на помощь ему пришли стеначи. Должен ответить, что они, вооруженные лишь топорами и лопатами, ни на секунду не заколебались, отбили израненного Хонина у обезьян и удерживали прорыв до прибытия Следопытов. Автоматным огнем те прогнали зверей. Хонин истекал кровью; его доставили в лазарет, где наш врачи, я не преувеличиваю, спасли ему жизнь. Еще двое «стеначей» покусаны неопасно, убито 14 животных.
Этот случай в некоторой степени сплотил людей: после истории с тахоргом крупных покушений на город не было, и многие уже решили, что вооруженные силы служат недостойным целям. Можно сказать, что обезьяны оказали нам некую услугу. Хонин был награжден орденом Славы (как и Майков перед ним, символически: с вручением диплома и оранжево-черной орденской ленточки), а орденом «За заслуги» на следующий день было награждено 10 человек, отличившихся на стройках и на поле, в том числе комиссар Жуков и консул Крапивко. Тогда же (22 или 23 апреля) первая партия девиц переехала из палаток в общежитие, были отправлены экспедиции за углем и для постройки охотничьих заимок в сайве.»
••••••••••••Замыкающий шествие следопыт перед тем, как скрыться за разлапистыми мече-листьями саговников обернулся и помахал рукой. Чернявая девчонка около Казакова запрыгала, махая в ответ. Казаков задумчиво посмотрел на нее, повернулся и стал спускаться по шаткой и скрипучей лестнице, стараясь не касаться перил – бурая обезьянья кровь была отчищена небрежно. Не по-апрельски жарило солнце, какие-то мошки толклись в воздухе. Александр расстегнул куртку; подумав, он расстегнул еще и две верхние пуговицы рубашки и, увязая во свежевспаханной земле, побрел к группке жизнерадостных землепашцев, устроившихся поблизости на перекур. Полчасика можно было отдохнуть.
ХVI
О люди,
Ваши темные дела
Я вижу, но волнуюсь не за души, А лишь за неповинные тела!
Ведь это все же не свиные туши!
Л. Мартынов– Мир дому сему! – Серега, настороженно улыбаясь, стоял в дверях прокуренной Валерьяновой каморки. – Что грустишь, командор?
– Мир входящему, невесело усмехнулся Валерьян. – Опекать пришел? Брось – неблагодарное занятие.
Валерьян ничком лежал на кровати, пристроив под подбородок неимоверно грязную подушку, и смотрел в окно. Тупо. Бардак в комнате был жуткий, одежда и книги разбросаны по углам, а стол украшали во множестве консервные банки, переполненные окурками. Переступив порог, Серега запнулся о тяжеленный черный кирпич фолианта, по-видимому, служившего вместо коврика.
– Плутарха вот читаю… – счел необходимым пояснить Валерьян. – Входи, коли пришел, садись, чай вот…
Чай в колонии был роскошью редкой, почти непредставимой, и Жуков не преминул принять приглашение.
– Самодержец снабдил. Из сердобольности, очевидно. Сердце у него широкое, мягкое… – еще раз прокомментировал Валериан и вернулся к созерцанию стенки. Он замолчал надолго. Пристроившийся на табурете Серега, демонстративно-громко прихлебывая, пил остывший «чиф».
