Николай Чадович - Хозяева Острога
– Да ладно, что тут объяснять! – Темняка дружески хлопали по плечам. – Мы и сами в побег особо не рвёмся. Сначала посмотрим, как тут дела обстоят. Удачи вам!
Но удача, наверное, отстала от стаи Темняка ещё во время самой первой ночной вылазки. Удача – создание деликатное и привередливое. Пробиваться сквозь мусорный шквал и хлебать помои – это не по ней. Уж лучше встретиться вновь где-нибудь в более приятном местечке.
Эти сумбурные мысли возникли в голове Темняка сразу после того, как он понял – случилось самое страшное из всего, что вообще могло случиться.
Смотритель нашел-таки их, причем не с неба свалился, а будто бы из-под земли вырос.
Добегались, значит!
Человеку очень трудно возненавидеть неодушевленный предмет, одинаково индифферентный и к добру, и к злу, но Смотритель такой сомнительной чести добился – беглые боешники при виде его аж зубами скрежетали.
Появление Смотрителя в неурочное время – событие всегда чрезвычайное, причем чрезвычайное со знаком минус. Ведь не миловать он явился, а, должно быть, казнить.
Новички с перепугу шарахнулись во все стороны. Некоторые едва не налетели на Смотрителя, но тот проворно увернулся – как видно, берёг новичков для грядущих схваток.
А расправа – по понятиям боешников неизбежная – между тем откладывалась. Смотритель пребывал как бы в оцепенении и своей сакраментальной лютости почему-то никак не проявлял.
Вполне возможно, что эта встреча поставила его перед дилеммой, почти неразрешимой для примитивного искусственного создания. Прежде в понимании Смотрителя существовали лишь две категории боешников – победители и побежденные, причем каждая категория заслуживала совершенно особого отношения к себе.
Но эти четверо никакого конкретного статуса не имели (беглецов на Бойле не существовало по определению). Уничтожать их вроде было и не за что, поощрять – тем более. Подобная неопределенность вносила разлад в машину, привыкшую действовать по четко заданной программе.
И всё же какой-то резерв самостоятельности у Смотрителя оставался, и он повёл себя по примеру сторожевой собаки, поступки которой определяются не только врожденными инстинктами, но и длиной поводка.
Боешники уже и не знали, что им делать – прощаться с жизнью или преспокойно возвращаться в нору, – когда Смотритель, совершив стремительный маневр, оказался в тылу у стаи и стал оттеснять её на середину улицы.
– Назад гонит, – буркнул Бадюг. – Опять в жернова. Урод проклятый…
– А давай не пойдем! – предложил Свист, впитавший гонор с молоком матери.
Стая замешкалась, и тогда воздух вокруг неё бесшумно полыхнул. Боешники заорали, заревели, застонали, завыли – ни дать ни взять хор новоявленных евнухов, только что подвергшихся кастрации.
– Наказывает, – прохрипел Темняк. – Порет, но не казнит… Это уже хорошо.
– Судить нас, наверное, будут, – предположил Тюха.
– Какой там суд! – возразил Свист. – Разве ты чересчур шустрых клопов судишь? То-то и оно! Если сразу не замучили, значит, на прежнее место вернут.
– Командир, а где же обещанное средство против Смотрителя? – напомнил Тюха.
– При мне, – ответил Темняк. – Повременить надо. Пусть Смотритель себя сначала во всей красе покажет.
– Ты ещё поцелуйся с ним!
– Пусть с ним Хозяева целуются. А мы завтра будем целоваться с самыми роскошными блудницами Острога.
Вскоре стая, подгоняемая беспощадным и бдительным конвоиром, достигла разделительной стены – последнего рубежа, который им удалось преодолеть на пути к свободе. Все тяготы, лишения и надежды предшествующих дней (а главное, ночей!) пошли насмарку.
Смотритель припал к невидимой, но явственно ощущаемой стене, и его медузообразное тело стало понемногу выпучиваться на ту сторону. Когда одна половина Смотрителя оказалась здесь, а другая там, он замер, как бы приглашая боешников следовать за собой.
Их вполне понятное замешательство, вызванное скорее новизной ситуации, чем строптивостью, было пресечено новым ударом боли, распространявшейся от Смотрителя, как круги по воде. Людям словно бы давали понять, что отныне их участью стало слепое беспрекословное повиновение.
Делать нечего, если провалился в дерьмо – ныряй глубже. Почти прижавшись к Смотрителю – его оболочка была холодной и скользкой, как стена самого глубокого колодца – боешники безо всяких помех перешли на соседний участок.
– Так я и думал, – сказал Темняк, сохранявший если и не хладнокровие, то по крайней мере, его видимость. – Спасибо, конечно, учтивому проводнику, но нам не по дороге.
Не замедляя шага, он извлек из своих объемистых карманов «термалки», давно гревшие, а заодно и холодившие его ноги, и стал соединять их воедино – холодное к холодному. Получилась «хозяйская кочерга», на концах которой сразу возникли язычки яркого пламени.
Оружие было как будто бы готово к применению, но в таком виде оно Темняка не устраивало. Огнемёт он хотел превратить в бомбу, даже не принимая во внимание связанный с этим риск.
Дабы осуществить свой план, Темняку пришлось приостановиться и несколько раз садануть «кочергой» по массивной глыбе «хозяйской слезы». В отместку за столь вольное поведение, он был наказан новой вспышкой боли, затронувшей и других боешников.
– Потерпите ребята, – взмолился Темняк, в кровь прокусивший свою губу. – Потерпите. Недолго осталось.
Теперь он, стараясь больше не отставать от Смотрителя, на ходу колотил «кочергой» куда ни попадя. Уяснив суть проблемы, верный Тюха подхватил оброненный кем-то щит и подставил его торец под удары командира.
Так они и шагали себе – под лязг понемногу деформирующейся «кочерги» и под зловещее шипение вышедшего из-под контроля пламени. Даже человек с совершенно атрофированным чувством самосохранения должен был невольно призадуматься – а чем в конце концов может закончиться эта веселенькая прогулка.
С трудом удерживая разгулявшуюся «кочергу» в руках, Темняк предупредил товарищей:
– Как только я крикну: «Получай!», вы должны броситься на землю лицом вниз. По моим расчётам, всё должно закончиться благополучно, но если что – не поминайте лихом. Не ошибается только тот, кто вовремя избавляется от свидетелей своих ошибок.
– С огнем шутишь, – неодобрительно молвил Бадюг. – Помню, случай был, когда от баловства с «кочергой» сгорела целая улица.
– Вот только не надо выдумывать! – возмутился Свист. – Это вы, Верёвки и Одёжки, упившись киселём, подожгли старую Жрачку, а потом свалили всё на «кочергу», которую сами же туда и подбросили.
– Неподходящий момент выбрали вы для воспоминаний, – в каждом слове Темняка ощущалось огромное внутреннее напряжение. – Всему свое время… А вот для моей «кочерги» время, похоже, уже настало… Получай, безмозглая тварь! Это тебе за все наши унижения! И учти, не мы первые начали.
