Джек Вэнс - Труллион. (Аластор 2262)
Глиннес потянулся за конвертом, Глэй его отодвинул: «Не все сразу. Как только ты выкупишь Амбаль, можешь там поселиться — как хочешь. Но Рэйбендери будет предоставлен в мое распоряжение».
Глиннес оторопел от изумления: «Теперь тебе понадобился Рэйбендери? Почему мы не можем жить, как братья, и вместе обрабатывать нашу землю?»
Глэй покачал головой: «Если ты не изменишь свои привычки, между нами никогда не будет согласия. Не будем терять время. Забирай Амбаль и отдай мне Рэйбендери».
«Никогда в жизни не слышал более вздорного предложения, — сказал Глиннес, — принимая во внимание, что оба острова принадлежат мне».
Глэй снова покачал головой: «Если Шайра жив, это не так».
«Шайра мертв». Оставив гостей на веранде, Глиннес вышел на задний двор, выкопал горшок, вынул из него старый золотой брелок и принес на веранду: «Помнишь эту вещицу? Я нашел ее у твоих дружков Дроссетов. Они ограбили Шайру, убили его, выбросили на поживу мерлингам!»
Глэй покосился на брелок, отвел глаза: «Они это признали?»
«Нет».
«Ты можешь доказать, что нашел это у Дроссетов?»
«Ты сомневаешься в моих словах?»
«Одних слов недостаточно», — сухо обронил Глэй.
Медленно повернувшись, Глиннес уставился Глэю в лицо, потом так же медленно поднялся на ноги. Глэй задержал дыхание и окаменел. Акадий поспешно вмешался: «Конечно, твоего слова вполне достаточно, Глиннес. Сядь, успокойся!»
«Пусть Глэй извинится и убирается вон!»
Акадий огорчился: «Глэй имел в виду только то, что одних слов недостаточно в юридическом смысле, что они не служат доказательством в суде. Правильно, Глэй?»
«Да, да! — Глэй всем видом показывал, что ему смертельно скучно. — Мне твоего слова достаточно — другие могут потребовать более веских доказательств. Суть предложения от этого не меняется».
«С чего бы тебя вдруг потянуло домой, на Рэйбендери? — поинтересовался Глиннес. — Собрался устроить бал-маскарад под музыку треваньев?»
«Не суди о других по себе. На Рэйбендери мы хотим основать общину фаншеров, коллегию динамических разработок».
«Даже так! — с деланным уважением подивился Глиннес. — Разработок! Динамических! С какой стати?»
Джуниус Фарфан тихо пояснил: «Мы стремимся к выдающимся академическим достижениям».
Глиннес насмешливо смотрел вдаль, на Амбальский плес: «Признаюсь, я в замешательстве. Люди освоили скопление Аластор много тысяч лет тому назад. Население Галактики исчисляется триллионами. С незапамятных времен то на одной планете, то на другой появлялись великие первооткрыватели и провидцы, ставившие и решавшие труднейшие задачи во всех отраслях и сферах, на всех поприщах и нивах однообразного в своем бесконечном разнообразии феерического карнавала, именуемого человеческим бытием. Все поддающееся представлению сделано, все цели достигнуты — и не единожды, а тысячи раз, снова и снова! Общепризнано, что мы живем в золотую пору заката человеческой расы. Поведайте же мне, непосвященному, какую новую, волнующую область знаний, неизвестную среди тридцати тысяч населенных миров, срочно необходимо разрабатывать именно здесь, на моем лугу моего острова Рэйбендери?»
Глэй нетерпеливо отвернулся, как если бы стыдился непроходимой глупости брата. Джуниус Фарфан, однако, вежливо ответил: «Эти концепции нам хорошо знакомы. Можно с легкостью показать, однако, что объем возможных знаний, а следовательно и достижений, безграничен. Всегда существует переход от известного к неизвестности. В такой ситуации перед любой группой людей, малочисленной или многочисленной, открывается бесконечное число возможностей. Мы не претендуем и даже не надеемся распространить область человеческих знаний за существующие пределы. Создание коллегии — лишь подготовительный шаг. Прежде, чем начинать исследования в новых областях, необходимо четко определить то, что уже изучено, и наметить перспективные направления грядущих свершений. Постановка и решение этой предварительной задачи сами по себе потребуют невероятного труда. Всей моей жизни хватит лишь на то, чтобы стать предтечей будущих перемен. Но и этого достаточно — я не проживу свою жизнь бесцельно и бессмысленно. Присоединяйтесь к фаншераде, Глиннес Хульден, разделите бремя бессмертной мечты!»
«Ради чего? Чтобы маршировать в серой униформе и забыть про хуссейд и звездочтения? Ни за что! Мне все равно, добьюсь ли я чего-нибудь в своей жизни или нет. А ваша коллегия, если вы ее устроите у меня на лугу, испортит пейзаж. Смотрите, как играет свет на воде, как меняются оттенки древесной листвы! Достаточно взглянуть вокруг открытыми глазами — и все разговоры о «свершениях» и «смысле жизни» становятся тщеславной суетой, напыщенной болтовней несмышленых детей».
Джуниус Фарфан беззвучно смеялся: «Можете обвинять нас сколько угодно в тщеславии, высокомерии, самовлюбленности, элитарности — называйте это, как хотите. Никто не утверждает обратного. Жан Дюбле не утверждал, что занимается умерщвлением плоти, когда писал «Розу в зубах урода»».
«Другими словами, — осторожно вставил Акадий, — фаншеры искусно направляют в предположительно полезное русло порочность, изначально присущую человеческой природе».
«Абстрактным рассуждениям свойственна развлекательная ценность, — заметил Джуниус Фарфан, — но мы должны сосредоточиться на динамических, а не статических процессах. Принимаете ли вы предложение Глэя?»
«Какое предложение? Превратить остров Рэйбендери в бедлам, в заповедник для идиотов? Конечно, нет! У вас в душе не осталось ничего человеческого? Взгляните на этот луг, на этот лес! Свершений и стремлений во Вселенной избыток, а красоты и покоя остро недостает. Устраивайте свою коллегию где-нибудь в горах, на лавовых полях или за Сыпучими холмами, только не здесь».
Джуниус Фарфан поднялся на ноги: «Тогда позвольте пожелать вам всего наилучшего». Пока секретарь поднимал со стола деньги, Глиннес попытался перехватить конверт, но Глэй мертвой хваткой вцепился ему в кисть. Тем временем Фарфан безмятежно засунул конверт за пазуху.
По-волчьи оскалившись, Глэй отпустил руку брата. Мышцы Глиннеса напряглись, он наклонился вперед. Джуниус Фарфан смотрел на происходящее спокойно, с понимающим ожиданием. Глиннес расслабился — самоуверенность Фарфана вызывала у него смутные подозрения.
Акадий сказал: «Я останусь с Глиннесом, как-нибудь попозже он отвезет меня домой».
«Воля ваша». В сопровождении молчаливого Глэя Фарфан спустился к лодке. Окинув напоследок широкий Рэйбендерийский луг оценивающими взглядами, они уехали.
«Во всей этой истории есть какая-то невероятная наглость, — сжимая зубы, бормотал Глиннес. — За кого меня принимают? Почему они так уверены, что меня можно безнаказанно стричь раз за разом, как безмозглую скотину?»
