Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма
– Благодарю.
– Он еще меня благодарит, черт возьми! Я женщина, а ты мужчина, который нравится мне больше всех. Но мне это все равно ничем не светит… и ты знаешь почему. Из-за мамочки.
– Я знаю, – внезапно лицо его приняло усталый вид. – Но обычно приходится делать не то, что хочется, а то, что можно. Карен, мне жаль, что я лишил тебя возможности выбирать из гораздо более длинного списка кандидатов. – Папочка, самое важное из всего того, чему ты меня научил, это не проливать слез над тем, чему не поможешь. Это любимое занятие матери, но не мое. Да и Дьюк порой не прочь, хотя ему это свойственно в меньшей степени, чем ей. В этом вопросе я больше всего похожа на тебя. Мой принцип – считай свои очки и играй соответственно. Ты ведь не жалуешься на то, что тебе пришли плохие карты. Ты понимаешь меня, отец?
– Да.
– Но я пришла сюда не за тем, чтобы предложить тебе руку и сердце. И даже не затем, чтобы утешить тебя, хотя, раз уж я сказала так много, я могла бы сказать и то, что ты можешь получить меня, если захочешь. Мне кажется, ты догадывался об этом и раньше. Но я пришла сюда не за этим. Я просто хотела прояснить для себя кое-что, прежде чем сказать тебе одну вещь. Я уже подсчитала очки и теперь знаю, как мне играть. Тут уж ничем не поможешь.
– Что-что? Может быть я смогу помочь?
– Вряд ли. Я беременна, папа.
Он выпустил лопату из рук и порывисто обнял дочь.
– О, это же замечательно!
– Папа… – в конце концов сказала она, – если ты не отпустишь меня, я не смогу застрелить медведя.
Он тут же разжал объятия, схватил ружье и огляделся.
– Где он?
– Нигде. Но ты сам всегда напоминал нам о бдительности.
– Ах, да. Ну, теперь я буду настороже. А кто же отец, Карен? Дьюк или Джо?
– Ни тот, и ни другой. Это случилось еще раньше, в школе.
– О! Это еще лучше!
– Почему? Черт возьми, отец, все идет совсем не так, как я предполагала. Дочь является домой испорченной, и в таких случаях само собой разумеется, что отец вне себя от ярости. А все, что ты сказал, было: «Просто парень, да?». Честно говоря, я такого от тебя не ожидала.
– Прошу прощения. При других обстоятельствах я возможно, подумал бы, что ты была довольно неосторожна…
– О, еще как! Я рискнула так же, как одна негритянская матрона, которая сказала: «Да тыщу раз ничего не случалось». Сам знаешь.
– Боюсь, что да. Но в нашем нынешнем положении этому приходится только радоваться. До сих пор я думал, что ты еще девочка. И вдруг узнаю, что ты женщина, да еще собираешься подарить нам ребенка, отец которого находится вне нашей группы… Разве ты не понимаешь, дорогая? Ты ведь почти удвоила шансы нашей колонии на выживание.
– Это я-то?!
– Подумай сама, ты ведь достаточно умна. Кстати, отец твоего ребенка… он из хорошей семьи?
– А как ты думаешь, папа, связалась бы я с ним, если бы он был небезупречен?
– Извини, доченька. Вопрос, конечно, глупый. – Он улыбнулся. – Мне что-то расхотелось работать. Пойдем-ка лучше поделимся с другими этой доброй вестью.
– Хорошо, но папа, ЧТО ЖЕ МЫ СКАЖЕМ МАТЕРИ?
– Правду, причем говорить буду я. Не беспокойся, девочка моя. Ты только роди ребенка, а уж я позабочусь обо всем остальном.
– Есть, сэр! Папа, ты знаешь, только сейчас я по-настоящему хорошо себя почувствовала.
– Вот и отлично.
– Я почувствовала себя так хорошо, что даже забыла кое о чем. Ты знаешь, ведь Док Ливингстон тоже собирается иметь детей.
– Знаю.
– А почему же ты мне ничего не сказал.
– Ты имела столько же возможностей обратить на это внимание, сколько и я.
– Верно. Но вообще-то это нехорошо с твоей стороны – заметить, что Док беременна, и не заметить, что беременна твоя родная дочь.
– Я просто подумал, что ты последнее время слишком много ешь.
– А, так значит, ты все-таки что-то заметил! Папочка, иногда ты мне просто ужасно нравишься! Но теперь мне ты будешь ужасно нравиться всегда – всегда!
Хью решил сначала подзаправиться, а потом уже поговорить с Грэйс.
Это решение было вполне оправдано. Из ее напыщенных речей следовало, что Карен была неблагодарной дочерью, позором семьи, бесстыдной маленькой шлюхой, а Хью, в свою очередь, был дрянным отцом, негодным мужем, и человеком, на которого можно было свалить всю вину за беременность дочери. Хью позволил ей нести всю эту напыщенную чушь до тех пор, пока она не остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Успокойся, Грэйс.
– Что? Хьюберт Фарнхэм, вы еще осмеливаетесь затыкать мне рот! Как вы вообще смеете сидеть здесь, в то время, как ваша дочь так нагло през…
– Заткнись, или мне придется заткнуть тебя самому.
– Мама, потише, – попросил Дьюк.
– Ах, так и ты с ними заодно? Боже, могла ли я подумать, что когда-нибудь настанет день…
– Мама, можешь ли ты вести себя поспокойнее? Давай послушаем, что скажет отец.
Грэйс постаралась сдержать гнев, затем сказала:
– Джо, оставь нас.
– Джо, сиди, где сидишь, – приказал Хью.
– Да, Джо, останься пожалуйста, – поддержала его Карен.
– Ну что ж, если ни у одного из вас нет даже элементарного чувства приличия…
– Грэйс, сейчас я ближе чем когда бы то ни было к тому, чтобы ударить тебя. Успокоишься ты когда-нибудь, или нет. Ты должна выслушать, что скажут другие.
Она взглянула на сына. Дьюк старательно избегал ее взгляда.
– Хорошо, я послушаю. Хотя толку от этого не будет никакого.
– А мне кажется, что будет, потому что это чрезвычайно важно. Грэйс, нет никакого смысла измываться над Карен. Кроме того, твоя жестокость по отношению к ней просто странна. Ведь ее беременность – это самое удачное событие для нас.
– Хьюберт Фарнхэм, сдается мне, что вы совсем выжили из ума.
– Прошу тебя. Ты рассуждаешь категориями привычной морали, что при данных обстоятельствах довольно глупо.
– Вот как? Значит, по-твоему, принципы морали глупы, не так ли? Да ты просто распевающий гимны лицемер!
– Моральные принципы не глупы сами по себе, именно мораль есть краеугольный камень наших отношений. Но как бы аморально ни было для Карен забеременеть в другом месте и в другое время, в обществе, которого больше нет, сейчас для нас это не имеет значения, поэтому не будем обсуждать больше ее поведение. Факт то, что это произошло, и это сущее благословение для нас. Подумайте хорошенько. Нас здесь шестеро, причем четверо из одной семьи. С генетической точки зрения, у нас очень ограниченный генофонд. И все же мы должны как-то продолжать свой род, иначе нет смысла бороться за выживание. Но теперь, среди нас появился седьмой человек, хотя и не собственной персоной. На такое счастье нам и рассчитывать-то не приходилось. Молю бога, чтобы у нее родились близнецы, которыми наша семья всегда изобиловала. Это еще усилит наших потомков. – Как ты можешь говорить о собственной дочери, как будто это корова!
