Юрий Максимов - Зиккурат
Энмеркар говорил, что с ним делали то же самое.
Потом их познакомили с тюремщиками. Все они были ужасно уродливы и вид имели самый злобный.
Длинный белый тюремщик с огненной шерстью источал ядовитый, удушающий запах. Магану называл его про себя Бледной Вонючкой. Был еще один белый, но пониже, жирнее, и шерсть у него росла не только вверху головы, но почти по всему лицу, как у дваров. Прозвище для него подвернулось быстро – Волосатое Пузо. Глаза и уши у тюремщиков были безобразно маленькие – глазенки и ушки. Но у третьего, желтолицего, глаза оказались вдобавок вытянутыми! А при встрече он всегда кривил губы в ухмылке… Желтая Рожа!
А четвертого, самого главного тюремщика, Магану почему-то отчаянно боялся. Красный, высокий, с длинной черной гривой и уверенными движениями воина… Он пока еще не сделал Магану ничего плохого, но было ясно: если захочет сделать – мало не покажется. Даже в мыслях мальчик опасался дать ему кличку и постарался честно запомнить настоящее имя – Тесипу. И впредь избегал попадаться красному на глаза.
Из тюремщиков только Волосатое Пузо мог худо-бедно изъясняться на нормальном языке. Желтая Рожа говорил при встрече лишь одно слово: «Засуй!». Полоумный. Остальные хрюкали на своем варварском наречии.
Кроме этих «землян», как их называл Энмеркар, в тюрьме был еще кто-то. Магану заметил однажды на другом конце коридора промелькнувший силуэт тонкого существа с руками и ногами, как палки.
Но выходить наружу удавалось нечасто, только когда Волосатое Пузо позволял. Остальное время приходилось сидеть взаперти. Этот же тюремщик приносил еду, довольно мерзкого вида, как и все здесь. Почти всегда она была мокрая, намоченная или политая какой-то гадостью. Никогда не бывало лепешек или броженого молока, да хотя бы горстки фиников.
С Энмеркаром они виделись редко, а поговорить удавалось еще реже. Почти всегда рядом стоял Волосатое Пузо, а при тюремщике какой разговор? Как ни странно, Энмеркару здесь нравилось. Поначалу Магану был уверен, что друг говорит это, чтобы задобрить Волосатое Пузо, иногда и сам поддакивал – кто знает, каким издевательствам их могли бы подвергнуть без таких речей? Но однажды им случилось остаться наедине, и Магану опять услышал от Энмеркара, как тут интересно и здорово.
– Ты шутишь? – изумился Магану.
– Нет. – Друг выглядел столь же удивленным. – Ты разве ничего не помнишь?
А что помнить?
Был Зов. И страх. Обреченность. Отчаянная попытка оттянуть неизбежное. Сколько он выдержал без сна? Три, четыре дня? А затем вязкая дрема взяла свое и Магану погрузился в тесное, сумрачное место с гнилым воздухом и серыми, злыми пятнами. Пятна мучили нестерпимо. От него чего-то требовали, он уже не помнил, что именно… Казалось, это не кончится никогда. А потом – вспышка. Он открыл глаза в саду под старым деревом. Стояло утро. Рядом сидел Энмеркар, держал его за руку и улыбался, а справа нависал Волосатое Пузо с бутылкой в руках.
Сначала-то он, дурак, радовался. Пока бежал домой между огромных семиярусных башен, даже не обращал внимания на косые взгляды прохожих. Но дома, от отца и матери… Они смотрели на него, как на чужого! Ничего не отвечали. Потом пришел командир Нарам-суэн. Только тогда отец протянул статуэтку Гун и сказал наставление. Всего три слова:
– Храни нашу веру.
Командир увел мальчика из родительского дома. Вдвоем они вышли на улицу. Летатель Нарам-суэна поднял их в воздух, открывая привычную панораму города. Только в этот раз что-то было не так. В городской стене зияли две безобразные дыры. На желтых плитах перед ними темнели пятна. Внешнее поле было изуродовано черными рытвинами, всюду валялись рваные металлические листы. А вдалеке синела вытянутая коробка.
– Что это? – Магану стало не по себе. – Что случилось?
– Машины пришельцев напали на нас, – ответил командир. – Не сами они. Машины, как у дваров. Бросали огонь. Был бой.
– Бой? Мы победили?
– Мы проиграли.
– Почему?
– Они несут с собой то, что сломает нашу жизнь. То, после чего мы уже не будем такими, как теперь. Мы попросили их улететь обратно. И никогда не возвращаться. Скоро они покинут нас.
Стены города остались позади. Внизу потянулось обожженное поле. Огромная темно-синяя коробка впереди росла все больше.
– Зачем мы туда летим?
– Ты отправишься вместе с ними.
– Как? Почему? Я не хочу!
– Ты не можешь больше находиться здесь после того, что они сделали с тобой.
– Что? Что они сделали?
Нарам-суэн не ответил. Больше он вообще не сказал мальчику ни слова.
* * *Перепрыгнув через труп, выбегаю в коридор. По правую руку – золотые шары-светильники на узорчатых обоях, по левую – коричневые двери с номерками. Топот снизу, от лестницы. Ну конечно, выстрелы услышали… Поднимаю руку с зажатой «береттой», тычу промасленным стволом перед собой. Сейчас, да. Секунда.
Из-за угла выныривает «хран» со стволом на изготовку, оборачивается, тянет руку – нет, опоздал ты, парень. Дважды жму на спусковой крючок. Рукоятка дважды отдается в стиснутой ладони.
Мотнув головой, легавый валится навзничь. По голубой рубашке на груди расплываются два пятна. Топот с лестницы сильнее. Крики снизу.
Ввалились сразу трое в голубых рубашках. Загрохотали выстрелы – палят на бегу. Справа от меня плафон разлетелся вдребезги. Двигаю стволом, жму на спуск. Дуфф! – седой споткнулся, поймав пулю брюхом. Дуфф-дуфф! – голова брюнета взрывается красным облаком, тело, крутанувшись, валится на бок. Третий, скуластый, уже близко… Дуфф! Мимо! Отскочил, собака… вскинул руку, шмальнул… Удар! Левое плечо обожгло, делаю шаг назад. Дергаю стволом, направляя в корпус… Дуфф! Вот и все, отпрыгался, скуластый. Сползает по стене, замазывая кровью изумрудные обои.
Ну надо же, зацепил! Осматриваю плечо. По рукаву стекает кровь, капая на гостиничный ковер. Щиплет, зараза. Придется таблетку глотать. Но сначала обойму заменю. Левая рука слабеет, еле хватило сил подцепить непослушными пальцами рычажок, и готово: пустая обойма послушно ухнула под ноги. Теперь той же левой надо нащупать в кармане новую, вытащить брусок и вставить, прихлопнув ладонью. Порядок! Эге, что это у нас тут? Старичок легавый шевелится, одной пятерней брюхо пробитое держит, второй по ковру шарит, ствол оброненный ищет. Шагаю к нему, прищурившись. Ноздри щекочет резкий запах пороха. Ну и кровищи же от этих ребят натекло… Как бы не поскользнуться!
Седой «хран» почти достал до рукоятки, но – не повезло. Я поднял раньше, сунул себе в карман. Не помешает, а то уже последняя обойма осталась. А в здании еще с десяток легавых будет. Старик, корчась у моих ног, трясет искаженным от боли лицом…
