Стивен Кинг - Истории Хейвена (Томминокеры - 2)
Ее мозг, ее зубы - ах, простите, скажем так, бывшие зубы - "превращались". И ее глаза.., они изменяли свой цвет, правда? Да. Их яркий карий цвет бледнел до светло-коричневого.., и тогда, в "Хэвен Ланч", разве она не заметила, что пронзительно голубые глаза Бича Джернигана тоже меняют свой цвет? Становятся бледнее?
Светлые глаза.., нет зубов... Господи, что же с нами происходит?
Куклы посмотрели на нее стеклянным взглядом и улыбнулись.
Не волнуйся, Рут, это всего-навсего вторжение из космоса, о котором уже столько лет снимаются дешевые фильмы. Ты это понимаешь, ведь так? Вторжение Томминокеров. Если ты хочешь увидеть пришельцев из космоса, о которых рассказывают научно-фантастические фильмы, посмотри в глаза Бича Джернигана. Или Венди. Или в свои.
- Вы говорите о том, что меня съедают, - прошептала она в летней темноте, когда ночь пятницы перешла в субботнее утро.
Ну да, Рут! А как ты думаешь, чем было превращение? Куклы захохотали, и сознание Рут вновь медленно покинуло ее.
13
Когда она проснулась субботним утром, солнце уже встало, небрежный детский рисунок, изображающий башенные часы ратуши, был на доске классной комнаты, и на рабочем столе Ральфа лежали добрые две дюжины калькуляторов. Они были в холщовой сумке, с которой она собирала пожертвования для Общества борьбы с раком. На некоторых калькуляторах были наклейки. БЕРРИНДЖЕР. МАККРИДИ. НЕ ВЫНОСИТЬ ИЗ ОФИСА УПРАВЛЕНИЯ. НАЛОГОВЫЙ ОТДЕЛ. Значит, она совсем не спала. Вместо этого она опять впала в один из этих сомнамбулических периодов, и, похоже на то, украла из всех служебных помещений города калькуляторы.
Зачем?
Тебе не надо знать зачем, Рут, - прошептали куклы, и она понимала все лучше и лучше с каждым днем, лучше и лучше с каждой минутой, что именно так страшно напугало маленькую Эдвину Турлоу. Твое дело только послать сигнал.., и умереть.
Насколько эта мысль принадлежит мне? И насколько она принадлежит им, управляющим мной?
Неважно, Рут. Это должно в любом случае произойти, так сделай же так, чтобы это произошло скорее. Перестань размышлять. Позволь этому произойти.., потому, что часть тебя хочет, чтобы это произошло, не правда ли Да. Большая часть ее.
Она хотела быть частью того, что должно было произойти. Картонные трубки должны были направить силу в башенные часы мощным потоком разрушительной силы, и башня взлетит, как ракета; ударная волна пройдет по улицам этого мерзкого Хэвена, разрушая его, а разрушения она и хотела; это желание было частью ее превращения.
14
Вечером Буч Дуган позвонил ей, чтобы сообщить последние новости в деле Дэвида Брауна. Выяснилось много необычного. Брат мальчика, Хиллман, находился в госпитале в состоянии, близком к каталепсии. Дед мальчика был ненамного лучше. Он начал твердить всем, что Дэвид Браун не просто потерялся, а натуральным образом исчез. Иными словами, волшебство стало реальностью. И, сказал Буч, он всем рассказывал, кто слушал, что половина народа в Хэвене сходит с ума, а другая половина уже сошла.
- Он отправился в Бангор и рассказал обо всем одному парню по имени Брайт из "Ньюз", - рассказывал Монстр. - Им нужно было человеческое и интересное, а взамен они получили сумасшедший бред. Старик становится просто квазаром, Рут.
- Лучше посоветуй ему не вмешиваться, - сказала Рут. - Они впустят его, но никогда не выпустят.
- Что? - вскричал Монстр. Его голос вдруг стал исчезать. - Черт подери эту связь. Рут.
- Я говорю, что завтра могут быть новости. Я еще надеюсь. - Она сжала виски и посмотрела на кукол, лежащих в ряду на столе Ральфа и соединенных проводами, как бомба террористов. - Завтра ожидай сигнала.
- Что? - голос Монстра почти пропал в нарастающем шуме ухудшающейся связи.
- Пока, Буч. Старый ты чертяка. Слушай завтра. Я думаю, ты услышишь это и в Дерри. Ровно в три.
- Рут, я не слышу.., перезвоню.., скоро...
Она повесила бесполезный телефон, взглянула на своих кукол, прислушалась к нарастающим голосам и стала ждать, когда придет время.
15
Воскресенье было как картинка из книжки - летний день в штате Мэн: ясное, светлое, теплое. Без четверти час Рут Маккосланд, одетая в симпатичное синее летнее платье, в последний раз вышла из дома. Она заперла входную дверь и приподнялась на цыпочки, чтобы повесить ключ на маленький крючок. Ральф всегда говорил, что любой мало-мальски грамотный взломщик первым делом заглянет за дверь в поисках ключа, но Рут продолжала вешать туда ключ, и дом так никто не ограбил. Она предполагала, по сути, что это был вопрос доверия.., и Хэвен никогда не обманывал ее. Она положила кукол в старый рюкзак Ральфа. Его она стащила по ступенькам вниз.
Мимо проходил, насвистывая, Бобби Тримейн.
- Вам помочь с этим, миссис Маккосланд?
- Нет, спасибо, Бобби.
- Хорошо, - улыбнулся он ей. Его улыбка была слегка беззубой - не полностью, а слегка, как изгородь вокруг часто посещаемого дома, без нескольких кольев. - Мы все любим вас.
- Да, - сказала она, втаскивая рюкзак на переднее сиденье. Боль иглой пронзила ее голову. - О, как я хорошо знаю это...
(что ты думаешь Рут куда ты идешь)
(на дворе трава на траве дрова)
(скажи нам Рут скажи нам что куклы тебе велели сделать)
(Карл у Клары украл кораллы)
(давай Рут скажи нам то ли это чего мы хотим или ты оттягиваешь это)
(не хочешь ли ты познакомиться с Карлом и Кларой, Кларой и Карлом)
(это то, чего мы хотим, правда? Никаких изменений, правда?)
Она взглянула на Бобби и улыбнулась. Улыбка Бобби Тримейна слегка заколебалась.
(любите меня? да.., но вы все еще боитесь меня, и вы правы)
- Иди, Бобби, - мягко сказала она, и Бобби ушел. Он оглянулся через плечо один раз, его юное лицо выражало недоверие и беспокойство.
Рут поехала к ратуше.
Церковь была по-воскресному тихой и пыльной. Ее шаги отдавались гулким эхом. Рюкзак был слишком тяжел, чтобы его нести, и она волочила его по натертому полу за собой. Он издавал звук, похожий на шуршание змеи. Она перетащила его через три ряда ступеней, крепко ухватившись за шнур, стягивающий его отверстие. Голова ее снова стала болеть пульсирующей болью. Она прикусила губу, и два зуба с легкостью гнилушек скривились на сторону, она выплюнула их. В горле пересохло. Пыльный солнечный свет падал из высоких окон третьего этажа.
Она втащила свою ношу в короткий раскаленный от жары коридор. Здесь было всего лишь две комнаты - по одной на каждой стороне. В них хранились все городские записи. Если ратуша была мозгом Хэвена, то здесь, в неподвижной чердачной духоте, была его бумажная память, концентрирующая даже те времена, когда Хэвен собственно был Илионом, Монтгомери, Кудерзвиллом, Монтвиллом.
