Тесс Герритсен - Игра с огнем (сборник)
Повернув еще за один угол, я вижу указатель налево, на Пьяцца Сан-Марко. В Венеции Сан-Марко – главное место для всех гуляк, там даже ночью веселится толпа. Он, конечно, думает, что я побегу именно туда.
Я прыгаю направо и прячусь за дверью. Вскоре слышу шаги – человек огибает угол и уходит. В направлении Сан-Марко.
Выглядываю из-за двери: улочка пуста.
Двадцать минут спустя я нахожу незапертые ворота и проскальзываю в частный сад, где тени дышат ароматами роз и тимьяна. Света, проливающегося из верхних окон, достаточно, чтобы заметить кровь на блузке. Левая рука порезана. Разбитым стеклом? Взрывом? Не помню.
Я хочу вернуться в квартиру, узнать, живы ли Франческа и Сальваторе, забрать сумочку, но знаю: там небезопасно. Не осмеливаюсь я и идти в отель, где ранили Герду. У меня нет ни вещей, ни сумочки, ни кредитки, ни сотового. Я как сумасшедшая шарю в карманах в поисках денег, но нахожу только несколько монеток и банкноту в пятьдесят евро.
Постараюсь уложиться.
Я целый час пробираюсь по улочкам, бегом пересекаю мосты и наконец оказываюсь на венецианском вокзале Санта-Лючия. Я не отваживаюсь зайти внутрь, потому что именно в подобном месте меня и будут искать люди Капобьянко. Вместо этого я захожу в одно из множества интернет-кафе и трачу часть своих драгоценных денег на покупку часа компьютерного времени. Уже перевалило за полночь, но кафе заполнено хипповатыми молодыми людьми, стучащими по клавиатурам. Я сажусь за компьютер подальше от окна, авторизуюсь на своем почтовом сервере, а потом открываю сайт Европола и ищу контактную информацию. Способа напрямую связаться с их следственным отделом я не нахожу, а потому отправляю послание в пресс-службу:
Меня зовут Джулия Ансделл. У меня есть важнейшая информация об убийстве Стефано Падроне, застреленного в Риме несколько недель назад…
Я описываю все в мельчайших подробностях, что только могу припомнить об «Incendio», и Лоренцо Тодеско, и семье Капобьянко. Я пишу им, что мою подругу Герду ранили рядом с нашим отелем, а Франческа и Сальваторе, возможно, мертвы. Как отреагирует Европол? Сочтет меня свихнувшимся конспирологом? Или поймет, что мне и в самом деле угрожает опасность и требуется их немедленная помощь?
Заканчиваю послание – прошло уже сорок пять минут, я приободрилась, но совершенно выбилась из сил. Я могу только нажать «отправить» и надеяться на лучшее. Ставлю в копию Еврейский музей Венеции, тетушку Вэл и Роба. Если меня убьют, они хотя бы будут знать причину.
Мое послание улетает в эфир.
Остается еще пятнадцать минут компьютерного времени, и я открываю папку входящих. Там пять писем от Роба, последнее отправлено всего два часа назад:
Я с ума схожу от беспокойства. Герда не отвечает, пожалуйста, дай мне знать, что ты жива-здорова. Позвони, пришли эсэмэску, что угодно. Обещаю, мы вместе уладим все твои проблемы. Я тебя люблю и никогда от тебя не откажусь.
Я смотрю на эти слова, и мне очень хочется ему верить. На компьютере начинает мигать счетчик обратного отсчета времени. Остается всего три минуты Интернета.
Набираю:
Мне страшно, и ты мне нужен. Помнишь тот день, когда я сказала тебе, что беременна? Вот там я и буду. В то же время, в том же месте. Никому не говори.
Я нажимаю «отправить».
Время на компьютере заканчивается, остается тридцать секунд, когда в моем ящике входящих вдруг появляется новое письмо. От Роба. И в нем всего два слова:
Уже лечу.
Венеция – идеальное место, если надо спрятаться. Город прорезан бессчетными узкими улочками, заполненными людьми со всего света, и в толпе легко затеряться. На рассвете, когда улицы потихоньку оживают, я появляюсь из-под арки – убежища, где провела всю ночь. Нахожу рынок и покупаю хлеб, фрукты, сыр и чашечку кофе, без которого я просто труп. Теперь мои пятьдесят евро иссякли, я полный банкрот. Мне остается только не дать себя убить и прятаться, пока меня не найдет Роб. Я знаю: он прилетит. Хотя бы по той причине, что не любит нерешенных уравнений.
Весь день я провожу в попытках не быть на виду. Избегаю вокзалов и речных пристаней, где убийцы, несомненно, ищут меня. Я нахожу убежище в скромного вида церкви на краю Каннареджо. Фасад Сант-Альвизе прост, без всяких претензий, но интерьер – настоящая жемчужина: здесь множество фресок и картин. И потом, внутри прохладно и тихо, в церкви сидят только две женщины, их головы задумчиво склонены. Я усаживаюсь на скамью, собираясь просидеть на ней много часов. Мне так хочется узнать, жива ли Герда, но я боюсь появляться в больнице. Еще боюсь появляться близ Еврейского музея, а Франческа сказала, что даже полиции нельзя доверять. Я предоставлена сама себе.
Женщины уходят, время от времени появляются другие верующие, чтобы помолиться и поставить свечки. Путешественников среди тех, кто забредает в церковь, нет: Сант-Альвизе слишком далека от нахоженных туристических маршрутов.
В четыре часа я наконец выхожу из своего убежища под яркие солнечные лучи, чувствую себя совершенно беззащитной, направляясь к мосту Риальто. Толпы становятся все гуще. Жара удушающая, и движения людей кажутся замедленными, они словно плывут в сиропе. Это случилось четыре года назад в такой же жаркий день – тогда я сообщила Робу, что наконец-то у нас будет ребенок. Мы бродили несколько часов, и посреди моста Риальто я уперлась в такую стену усталости, что мне пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
«Ты не заболела?»
«Нет. Но мне кажется, я беременна».
Это было одно из мгновений абсолютного счастья, и я помню его в мельчайших подробностях. Солоноватый запах канала. Вкус его губ на моих. Воспоминание, которое делит со мной только один человек. Кроме него, никто не знает, где я буду ждать.
Я сливаюсь с группой туристов, заполняющих мост, и амебообразная толпа быстро поглощает меня. Посреди моста я останавливаюсь у тележки лоточника, продающего бижутерию из венецианского стекла, и рассматриваю ожерелья и сережки. Я задерживаюсь надолго, и лоточник уже думает, что я куплю что-нибудь, хотя я повторяю: мне только посмотреть. Подходит его помощница, шумно предлагает скидки, голос ее так пронзителен, что люди поглядывают на нас. Я отхожу подальше, но она кричит еще громче, раздосадованная потерей клиента.
– Джулия, – слышу я голос за спиной.
Я поворачиваюсь и вижу его, небритого и помятого. Судя по его виду, он не спал несколько дней, и когда он обнимает меня, я чувствую запах его страха, терпкий, точно запах пота.
– Все хорошо, – бормочет он. – Я отвезу тебя домой, и все будет в порядке.
– Я не могу сесть в самолет, Роб. Это небезопасно.
– Абсолютно безопасно.
– Ты не знаешь всего, что случилось. Они пытаются меня убить!
– Поэтому со мной пришли люди, которые тебя защитят. С ними ты будешь в безопасности. Ты просто должна им довериться.
– Им?
Только теперь я замечаю двух приближающихся к нам мужчин. Бежать мне некуда, пути к бегству отрезаны. Роб обнимает меня, прижимает к себе.
– Джулия, дорогая, я делаю это ради тебя, – говорит он. – Ради нас.
Я пытаюсь вырваться, но хотя и отбиваюсь, царапаюсь, Роб крепко меня держит, прижимает к себе так сильно, что кажется, вот-вот переломает мне кости. Я вдруг вижу вспышку, яркую, как тысяча взорвавшихся солнц. А потом – пустота.
20
Сквозь дымку, туманящую взгляд, я вижу женскую фигуру. На ней свободное синее одеяние, взгляд ее устремлен вверх, пальцы сплетены, руки тянутся к небесам. Портрет какой-то святой, но имени ее я не знаю. Все остальное в комнате, кроме портрета на стене, белое – стены, простыни, жалюзи на окнах. Из-за закрытой двери слышится итальянская речь; тележка грохочет по коридору.
Я не помню, как сюда попала, но точно знаю, где нахожусь. В больнице. Глюкоза и жидкость из прозрачного мешочка стекают в трубочку капельницы, трубочка змеится по кровати и иглой впивается в мою левую руку. Рядом – прикроватная тумбочка с графином воды, а на запястье у меня пластиковая идентификационная ленточка с именем и датой рождения. На ней не написано, в какой я клинике, но я подозреваю, что в каком-то итальянском дурдоме, где даже с врачами я не смогу общаться. Я не знаю, существует ли соглашение об экстрадиции психических больных. Отправит ли меня Италия домой, или я обречена вечно смотреть на святую в синем одеянии на стене?
Я слышу шаги в коридоре и сажусь в кровати, когда открывается дверь и входит Роб. Но смотрю я не на него, а на женщину, которая пришла с ним.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она.
Я недоуменно трясу головой:
– Вы здесь. Вы живы.
Франческа кивает:
– Мы с Сальваторе беспокоились о вас! После того как вы убежали из квартиры, мы вас повсюду искали. Всю ночь.
– Я убежала? Но мне казалось…
– Вы не помните?
Голова пульсирует, я массирую виски, пытаясь восстановить события прошедшей ночи. Темная улица. Садовая калитка. Потом вспоминаю блузку в кровавых пятнах и смотрю на свою забинтованную руку.
