Эллис Питерс - Монаший капюшон (Хроники брата Кадфаэля - 3)
Может быть, Уилл и поскакал бы следом, рассчитывая если не догнать беглеца, то хотя бы не упустить из виду развевавшийся рыжий хвост, но в это время подоспели стражники, и конюх с радостью решил оставить это дело им. В конце концов, они для того и поставлены, чтобы ловить преступников. У него же другая задача: что бы ни натворил этот ловкач, вырядившийся монахом, но самое главное, что он украл коня вдовы Бонел, находившегося на попечении аббатства, и об этой краже необходимо срочно доложить. Уилл выехал на дорогу и помахал рукой, призывая стражников остановиться и выслушать его. Сбежались и остальные трое конюхов, наперебой рассказывая о случившемся, каждый собственную версию.
В результате на дороге собралась изрядная толпа. Мало кто из прохожих мог пройти мимо, не поинтересовавшись, что тут за переполох. Жители соседних домов высыпали на улицу, любопытствуя, кто это тут носится как полоумный. Пока собравшиеся обменивались мнениями, в толпу затесались, послушать и поглазеть, ребятишки, и все это, безусловно, подзадержало погоню. Потребовалась целая минута на то, чтобы увести ребятишек и освободить дорогу. Да еще, как на грех, когда стражники уже пришпорили было коней, лошадь их командира, ни с того ни с сего, испуганно заржала, попятилась и чуть было не сбросила всадника наземь. Прошло еще несколько минут, прежде чем он сумел успокоить лошадь и, собрав своих людей, пустился в погоню за беглецом.
Брат Марк, который крутился в толпе зевак и, вытянув шею, глядел по сторонам, видел, как стражники устремились к городу. Он был уверен, что к тому времени гнедого давно и след простыл. Дальнейшее зависело от самого Эдвина Гурнея. Марк сложил на груди руки в широких рукавах, надвинул капюшон и с невинным видом засеменил обратно к сторожке, размышляя о том, какие сумбурные вести он принесет Кадфаэлю. По дороге он выбросил камешек, которой подобрал у конюшни. Ему было всего четыре года, когда дядюшка за скудное содержание пристроил его к делу. Марк таскался за плугом с мешочком камней и отпугивал птиц, чтобы они не склевывали семена. Мальчугану потребовалось два года, чтобы понять, что на самом деле ему жалко голодных птичек и он не хочет им зла. Однако за это время он приобрел отменную меткость, которую не утратил до сих пор.
- И ты проследил его путь до самого моста? - с тревогой допытывался Кадфаэль. - Значит, стража на мосту так его и не видела? И стражники шерифа потеряли его след?
- Пропал, как ветром сдуло, - с удовольствием сообщил брат Марк, моста он не пересекал, а если и попал в город, то каким-то другим путем. Если хочешь знать мое мнение, вряд ли он свернул, не доехав до моста, в какой-нибудь закоулок. Он не мог быть уверен в том, что оторвался от погони. Скорее, парнишка спустился к Гайе и припустил вдоль садов все-таки деревья дают хоть какое-то прикрытие. Что уж он делал потом, - ума не приложу, но что его не сцапали - это точно. Они, конечно, устроили засаду у его родни в городе, но думаю, впустую.
Марк улыбнулся, глядя в обеспокоенное лицо Кадфаэля, и сказал:
- Что ты переживаешь? Ты же знаешь, что он невиновен, и сумеешь это доказать.
Хотя оснований для переживаний более чем достаточно, если судьба человека полностью зависит от того, победит ли правда и захотят ли небеса помочь брату Кадфаэлю. Однако похоже было, что события сегодняшнего дня никак не поставили под подозрение брата Марка, и за одно это стоило благодарить Бога.
- Ступай пообедай, - промолвил растроганный Кадфаэль, - да успокойся: с такой верой, как у тебя, это нетрудно. Уж я-то знаю: если ты что задумал, то непременно добьешься своего, у тебя и камешек точно в цель летит. Неспроста тебя назвали в честь святого евангелиста: верно, тот, кто тебя крестил, предвидел твое будущее. И коли о том зашла речь, скажи: куда ты метишь? Стать епископом?
- Папой, - со счастливой улыбкой отозвался Марк, - на худой конец, кардиналом, не меньше.
- Ну нет, - серьезно откликнулся Кадфаэль, - тебе следует служить дома, в Англии, добрым священником или достойным епископом, а в Риме, думаю, ты растратил бы себя впустую.
Весь день люди шерифа рыскали по городу, высматривая Эдвина Гурнея повсюду, где он мог бы искать помощи, если ему каким-то образом удалось незамеченным перебраться через реку. Но никаких следов обнаружить не смогли, и тогда разослали патрули, чтобы перекрыть все основные пути, ведущие с полуострова. Шрусбери был расположен в тесной излучине Северна, через который из города было перекинуто лишь два моста, один - в направлении аббатства и лондонской дороги: люди шерифа полагали, что Эдвин пробрался в город этим путем. Другой мост вел на запад, сразу за ним веером расходились дороги на Уэльс.
Слуги закона пребывали в убеждении, что беглец отправится именно в Уэльс, ибо так быстрее всего можно было ускользнуть от английского правосудия, хотя чужаков в тамошних краях и не жаловали. Поэтому всадники из разъезда, патрулировавшего аббатское предместье без особой надежды на успех, были немало удивлены, когда к ним по полю прибежала взволнованная девчушка лет одиннадцати и, едва переводя дыхание, спросила, не ищут ли они человека в монашеской рясе, на гнедом коне с рыжими хвостом и гривой. Да, да, она видела его, и совсем недавно. Он осторожно выбрался вон из той рощицы и рысцой потрусил на восток, как будто собирался переправиться через реку, а потом кружным путем вернуться на лондонскую дорогу где-нибудь за часовней Святого Жиля. Сообщение девочки показалось заслуживающим доверия, поскольку известно было, что беглец уже пытался удрать из города по лондонской дороге, но ему помешал караул у часовни. Очевидно, он некоторое время отсиживался в укрытии, а потом, считая, что погоня сбита со следа и будет искать его за западным мостом, решил снова попытать счастья. Девочка сказала, что он, похоже, направлялся к Уффингтонскому броду.
Стражники от души поблагодарили девчушку. Одного человека послали к сержанту - доложить, что удалось снова напасть на след, и попросить подкрепления, а остальные, не мешкая, поспешили к броду. Элис, внимательно проследив за их отъездом, столь же поспешно устремилась к мосту. За маленькой девочкой никто не следил.
За Уффингтонским бродом преследователи и впрямь углядели беглеца, который невозмутимо и неспешно рысил по узкой тропинке в направлении Уоптона. Правда, когда он обернулся и увидел стражников, тут же пустил коня во весь опор. Конечно, это он: такого приметного коня нельзя было не узнать. Одно непонятно: почему же парень не избавился от рясы, теперь она была ему только помехой, ведь всю округу оповестили о розыске преступника, переодевшегося .монахом.
День клонился к вечеру, небо тускнело, надвигались сумерки. Погоня, между тем, затянулась надолго. Паренек, видать, знал здесь каждый куст и каждый овражек, а потому не раз ухитрялся сбить преследователей со следа или заводил их Бог весть в какие буераки. Один всадник, сержант, в полном вооружении угодил в болото, и ему было уже не до погони, а у другого лошадь запнулась о камень и охромела. Парнишка петлял вокруг Этчама, Кунда и Крессажа, и время от времени казалось, что он снова уйдет, но в лесах за Эктоном притомившийся Руфус стал спотыкаться. Мальчонку настигли, окружили, ухватив за рясу, стянули с коня, крепко связали руки и, в отместку за то, что столько времени пришлось гоняться за ним без продыху, задали хорошую взбучку. Он перенес это стоически, без жалоб и слез, и попросил только ехать назад помедленнее, чтобы дать передохнуть коню.
