Виталий Овчаров - Жестокие истины (Часть 1)
-Ты не клонись вперед, не клонись! Спину прямо держи! - говорил Элиот, И живот не расслабляй, а то качаться будешь, как травинка под ветром.
Он всё говорил, и говорил, ни на миг не умолкая. И с каждым новым словом чувствовал он, что тает его скованность, как и этот утренний туман. И дышать вдруг стало так легко, словно с груди его сняли тяжелый гнет. Он теперь всё видел, всё замечал наперед: вот сейчас слишком резво мотнет головой Лакпут, кусая овода, впившегося в бок, а вот девушка начнет клониться на бок, едва не выпадая из седла. И чтобы этого не случилось, Элиот укорачивал повод, или заходил сбоку - поддержать неопытного наездника. Неглубокую рытвину, в которой сквозь траву блестела вода, он засек еще за двадцать шагов, и обогнул ее, чтобы конь, не дай бог, не сломал ногу. Альгеда, захваченная новыми впечатлениями, заразительно хохотала, как ребенок. Но Элиот даже не улыбался. В нем проснулся инстинкт защитника: тот могучий инстинкт, который зачастую толкает мужчин на самые беззрассудные поступки.
-Ты почувствуй коня, - говорил он торопливо, - как он движется, о чем думает. Конь ведь тоже понимает, что за человек на нем сидит: настоящий хозяин, или чучело набитое. Ежели чучело - так иной конь не согласится нести его: сбросит в траву, и ускачет.
-А как этого зовут?
-Этого-то? Лакпут.
-Лакпутик, миленький, ты же не сбросишь меня, чучело набитое, хорошо? горячо зашептала Альгеда в ухо мерину, - А я тебе морковку дам.
Лакпут замер, прислушиваясь к человеческой речи, потом шумно фыркнул.
-Не сбросит, - сказал Элиот серьезно, - Этот сроду никого не сбрасывал. Смирный коняга.
-Много ты понимаешь! - бросила Альгеда со своей высоты, и спросила вдруг, - А ну, признавайся: зачем за нами подглядывал?
Элиот опешил.
-И не подглядывал я вовсе! - почти крикнул он, - Нужны вы мне обе!
Его душила обида. Это обвинение было до того несправедливым, что Элиот чувствовал, как тугой комок подкатывается к его горлу, мешает дышать.
-Ну, хорошо, - снизила тон Альгеда, - Но ведь ты был там.
Элиот исподлобья посмотрел на нее и увидел в ее глазах насмешку. Выдавил из себя:
-Я раков ловил... Откуда мне знать, что вы там купаетесь.
-Ну, прости меня, - примирительно сказала Альгеда, - Прощаешь, да? А теперь научи, как им править.
-Вот это уздечка, - говорил Элиот, не поднимая глаз, - А в зубах у коня железный мундшук просунут. Если тебе надо вправо - ты тянешь за правую сторону этого вот ремня. Мундштук тогда давит коню на губы с правой стороны, ему больно, и он поворачивает вправо. Понятно?
-А без боли никак нельзя? - спросила Альгеда, широко распахнув глаза.
Элиот мстительно расхохотался:
-Да ты что, девица? Думаешь, он тебя за твои красивые глаза на спине своей таскает? Если не покажешь, чья сила - под копытами очутишься! А верхами ездить хочешь - то и плеткой его по бокам оглаживать будешь, и шпорами в брюхо колоть!
-Останови! - сухо произнесла Альгеда, - Помоги мне вниз спуститься!
Элиот протянул руки, и снова ощутил тяжесть девичьего тела, и на миг замер, не в силах сдвинуться с места.
-Пусти!
Альгеда нервно дернула плечом, и Элиот выпустил ее. Девушка нетвердой походкой прошла несколько шагов, потом опустилась в траву и сорвала василек, один из многих, забрызгавших голубыми каплями зелень луга.
-У тебя волосы ромашкой пахнут... - сказал Элиот севшим голосом.
Альгеда улыбнулась, и он увидел, как заиграли ямочки на ее щеках.
-Моя матушка, когда меня в бане купает, ромашковым отваром волосы ополаскивает. Говорит, что от этого коса растет долгая и крепкая. Правильно, лекарь?
-Не знаю...
-Вот и я не знаю... - вздохнула Альгеда, - Когда я совсем маленькой была, то точно знала, что это правда. А теперь ничего не знаю. Ничего не знаю, и не умею! - крикнула она вдруг зло, и Элиот тут же догадался, отчего она так говорит. Конечно, всё это было из-за ее болезни, слабая тень которой жила еще в ее душе.
-К нам кто-то бежит, - сказал он, глядя из-под ладони за ее спину.
Альгеда обернулась.
-Ну, вот, - выговорила она, жалко улыбнувшись, - Теперь тятя обо всем узнает.
-Не маленькая, небось, - бормотнул Элиот.
Странное дело: теперь, когда они были обнаружены, Элиот не испытывал никакого беспокойства. Его совершенно не волновало, что скажет по этому поводу мастер Годар или сам купец. Важно было только это катание на лошади, и их разговор, и тепло ее тела.
Еще издали человек закричал, задыхаясь:
-Маленькая госпожа! Как вы могли, как могли! Матушка с ума сходит, отменила поездку в церковь, дом весь на голову поставила! Да вас уже багром в колодце ищут!
-Мой гувернер, - печально сказала Альгеда Элиоту.
Элиот хорошо знал этого нелепого господина, который был выписан купцом из самой Терцении. У него было порядочное брюшко: при беге оно перекатывалось под тканью сутаны, словно яйцо, и оттого господину гувернеру приходилось забавно взбрыкивать ногами. Когда он, наконец, добежал до них, то некоторое время не мог выговорить ни слова, хватая ртом сырой воздух. Наконец, он залепетал, и тогда слова посыпались из него, как горох из худой торбы:
-Это... это безумие! Можете вы пожалеть вашу бедную матушку, у которой сердце не на месте от ваших проказ! Войдите в ее положение! Что она должна думать, скажите на милость! Ваша матушка после завтрака собирается в церковь поставить свечку за ее покойного брата... За завтраком, да! - за завтраком она решает взять свою любимую дочь с собой! Я иду в вашу спальню - и, боже, что я вижу! Постель разворочена, а маленькой госпожи и след простыл! Вы можете представить себе мое состояние, когда я должен был докладывать об этом вашей матушке? Она лицом вся побелела, изошлась бедняжка. А что скажет ваш отец - да, что он скажет?
-Господин Рон Стабаккер ни о чем не узнает! - жестко сказал Элиот.
-А? - уставился на него выкаченными глазами гувернер.
-Послушай, любезный, - сказал Элиот ласково и взял учителя за плечо, Послушай-ка, что скажу я. Ни господин Стабаккер, ни госпожа Стабаккер ни о чем не должны знать, тебе ясно? Ты нашел Альгеду в саду: понимаешь, она встала пораньше, чтобы набрать самых лучших яблок для своей любимой матушки. А потом задремала прямо на травке и так спала, пока ты, братец, ее не разбудил.
Элиот надвинулся на несчастного господина, и как бы нечаянно наступил ему на ногу.
-Ап... - ап... ап... - часто повторял гувернер и переводил глаза то на Альгеду, то на Элиота.
-А ежели вздумаешь лишнее болтать - то я вот этим самым ножичком подрежу твой язычок, а потом на заборчике подвешу, другим в назидание. Видишь? закончил Элиот, и показал учителю грабенский нож, широкое лезвие которого весело блестело под утренним солнцем.
