Гарри Веда - Мозголомка. Сборник рассказов
Старый жрец поклонился, потрогал сердце в знак прощания, улыбнулся, перевел взгляд на людей в черном, коротко им кивнул и медленно пошел к противоположному от путешественников выходу из зала. Каждый из коллегии проделал то же самое, неспешно, один за одним. Зал опустел. Ветер из окна продолжал свою песенку, трепал волосы на голове Ники, глаза Джона блестели сквозь щелочки век, он катал языком по щеке изнутри и ритмично поднимал и опускал брови. Вид Билла относился к категории «человек оторопевший», говорить он сейчас не мог, старый жрец напрасно этого опасался.
Наконец, Джон ожил, хлопнул ладонью по ручке кресла и поднялся.
— Я ими горжусь. Они меня не разочаровали.
И молча пошел прочь, вращая трость между пальцами, как заправский фокусник. Билли долго смотрел ему вслед, не то с возмущенным, не с расстроенным выражением на физиономии, потом грязно, как только мог, выругался, поднялся, оттолкнул ногой кресло, так сильно, что оно едва не опрокинулось, забалансировав на самой грани, поддел ладонью вазу, стоявшую на столе, направил ее в окно и поплелся вслед за Королем.
Через неделю Билли сидел на своей сумке почти у самой линии прибоя и смотрел на горизонт.
— Прощаешься с раем? — Джон возник неожиданно, как чертик из шкатулки. Костюм колонизатора, трость и неизменный Кали чуть позади.
— Нет. Все равно вернусь ведь, к чему лишние сантименты. Грустно отчего-то…
— Конечно. Сказка заканчивается, начинаются суровые будни.
— Для меня в моих буднях ничего сурового нет. Хорошего в них гораздо больше. Не в том дело… у меня ощущение, будто начинается какой-то этап. Или заканчивается. Я еще не понял толком.
— Лучше думать, что начинается, чем заканчивается.
— Это смотря, какой этап.
— Точно. Ладно, не суть. Сегодня прибыл отряд скаутов. Грузятся на мою яхту.
— И как они тебе?
— Хорошие. Отобрали самых лучших.
— Я вот думаю… они наша последняя надежда… Дети — пластилин, и чем младше, тем бесформенней. Вылепим из них американцев.
— Попробуй. Только сомневаюсь я… Да и надзирателя к ним выделили самого лучшего. Дед отпустил своего пасынка. Ты не смотри на него свысока, стержень у юнца что надо. Не перешибешь. Он своих детишек сбережет островитянами. Впрочем, это мнение мое… Да, кстати, он передал тебе обещанный артефакт их древнего гуру. Вождь разрешил. Оказывается, этот загадочный Конста отнюдь не забывал эти записи. Он их выбросил. Сказал, что ничего ценного в них нет. А туземцы сберегли.
Джон достал из внутреннего кармана толстую тетрадь, сложенную пополам и настолько старую, что было удивительно, как она не расползается в пальцах.
— Ну-ка, дай гляну, — Билли не оборачиваясь протянул руку и удивился тяжести пожелтевших страниц.
С ветхой затертой обложки смотрело лицо. Берет со звездочкой, кудри, разметавшиеся на ветру и взгляд вдаль, свойственный только этому, ставшему классическим, символу бунтарства.
— Че Геварра… — прошептал Билли, заворожено глядя на портрет, — но, какого черта…
Он быстро открыл тетрадь, вглядываясь в страницы, спешно перелистывая их одну за одной, силясь прочитать написанное.
— За такой почерк нужно снова вводить в школах розги. Что это за язык, ты понял?
Джон пожал плечами, хлопнул по плечу товарища, присвистнул в сторону Кали и зашагал в сторону деревеньки, бросив на ходу:
— Увидимся в Нью-Йорке, старина.
Потом остановился и, не оборачиваясь, добавил:
— Не держи зла…
Вынос
Сверху по броне резко дзынькнуло. Ерунда, мелкокалиберное что-то, пульного типа, старье. Едрить за ногу оператора, поставили еще к уроду. Явно новичок, но это лучший вариант. Новички быстро учатся, азарт у них проявляется почти сразу же, вести начинают все лучше и лучше, если сразу не размажут, конечно, о какой-нибудь левый фланг мотострелковой роты. Видите ли, не заметил на боковом экране, что позиция левого фланга батальона противника сместилась на двести метров к югу. А ты тут, выполняя банальнейшую переброску с поинта на поинт, в сопровождении всего лишь ведомого, попадаешь под перекрестный огонь двух механизированных взводов по пятнадцать боедов в каждом.
Это, попросту говоря — жопа. С ручками, без ручек. Пока допросишься разрешения на перевод в ручной режим, пока эта долбанная электроника переключится, у новичков-то системы, как правило, нечищеные, да еще им лень в юниксовых разбираться, сукам, ставят окна, а устав это позволяет. И особо не заботятся о быстродействии. Система в норматив укладывается и порядок. А тебе этот десяток секунд — минометный огонь или того паче — гадость какая-нить, вроде бластоида. Треть брони точно нахер, и вот тогда все пульное старье тоже становится опасным. Пока переключишься сам, пока переключишь ведомого, пока свалишь — сто пудов или боеблока нет, или гравитационный модуль разбит и ты не плывешь, как в техдокументации указано, гордо огибая препятствия, а тебя колбасит, как говно в проруби, из стороны в сторону. И стрелять прицельно уже точно не можешь. Нихрена себе перебросочка, да?
Но хуже, если оператор как раз не молодой. А такой, задолбанный, уставший от жизни вечный лейтенант. Не тот, лейтенантик, что по мобилизации, умняшка, с вузовским образованием. Ну, не его же вина, что с хреновым, потому что из мухосранска… Нормалек, военная кафедра была — в операторы механизированной пехоты. Доверить что-то сложнее стандартного боеда — идиотизм, а так нормально — сидишь за пультом, солдатик сюда, солдатик туда. Вспышка, солдатика нет — тебе взыскание. Чтобы трибунал был — что-то неординарное нужно сделать, ясное дело — десятый год человеки на шарике херачат друг по другу, если за каждый просранный боед операторов отдавать под трибунал — нагрузка на военные кафедры страны не вынесет такого бремени.
Так вот нет, этот урод не такой. Он как раз в юности был великолепен. Он водил боевые единицы изящно, как учили в военной академии. И в механизированные операторы он шел сознательно. Традиции семьи. Дело нужное, по ходу, только вот не все попадают наверх. Всех много, верха мало. И сидит он уже второй год здесь, а до этого три года на дальнем востоке, а до этого с пяток по разным локальным компаниям. И ему уже сорок, задолбало все, быт неустроен, жена бросила, потому что пьет, как не в себя. Вот ему ты действительно похрен. Он тебя изначально на гражданке презирал, даже когда никакой войны не было. Он и тех, обычных парней, что сейчас операторами по мобилизации, за людей особо не держал, а уж пушечное мясо из рабочих кварталов — ему всю жизнь абсолютно до одного места. В молодости он не гасил их из карьерного стремления, рейтинг портить — последнее дело, а сейчас суку уже ничего не сдерживает. На заслуженного ветерана закрывают глаза, важно чтобы норму боерасхода особо не перебирал, и все путем.
