Майкл Муркок - У Врат Преисподней Ветрено…
В последней фразе послышался оттенок иронии.
– Я был совсем не такой, как в тех рассказах, хотя в молодости и сам им верил. Мне нравилась легенда обо мне, она почти все время присутствовала в моем сознании. От природы я вовсе не храбрый. Но люди поступают так, как того от них ждут, и я действовал храбро.
– А теперь вы – Огненный Шут, неистово воюющий с разумом, защищающий лишенное разума сознание. Кожный рисунок ваших пальцев, я думаю, выгорел, и нет никаких сведений о том, кто вы на самом деле. Эта часть великой тайны, как бы то ни было, раскрыта. И часть моей собственной – большая часть.
– Сейчас, когда ты знаешь, что я – твой отец, что ты станешь делать?
– А на что может повлиять это знание? – печально сказал Алан.
– На твое подсознание.
Огненный Шут усмехнулся, не слишком уверенно радуясь тому, как по-отечески пошутил.
– Да, я думаю, на него, – Алан вздохнул. – А что вы собираетесь делать?
– У меня есть дело, которое меня занимает. Скоро Корсо, Корнелия и я отправимся путешествовать за пределы Солнечной системы на «Пи-мезоне». Там я стану руководить определенными опытами над собственным разумом и над их разумами. Мы увидим, чему стоящему служит разум. И чего действительно стоящего, как мне сдается, достигает чистое осознание. Хочешь лететь с нами, Алан?
Алан обдумал приглашение. Рядом с Огненным Шутом ему не было места. На Земле требовалось кое в чем разобраться. Он покачал головой.
– Мне горестно видеть, как ты отказываешься от дара, может быть, величайшего дара во вселенной!
– Этот дар не по моему вкусу, отец.
– Значит, так и будет, – вздохнул Огненный Шут.
«Солнечная птица» парила в атмосфере Земли, проносясь над океанами и материками, а потом Хэлен включила тормозные двигатели и нырнула в космопорт Гамбурга.
Причал был свободен, и она подрулила к нему. Из переходного отсека удалили воду.
Алан опередил ее, выходя из люка. Стоило ему шагнуть в шлюз, как в другую дверь вошел человек.
– Боже мой, Пауйс, где вы были? – На лице Денхольма Картиса смешались беспокойство и гнев.
Алан не стал отвечать сразу, а обернулся помочь выйти из люка Хэлен. Ему не требовалось отсрочки, поскольку ответ он уже приготовил.
– Мы навещали моего отца.
– Вашего отца?! Я не знал, что…
– Я сам недавно узнал, кто он.
– Понятно. М-м… – Картис пришел в замешательство. – Хотелось бы, чтоб вы и Хэлен рассказали мне.
– Извините. Мы очень спешим. Ваш корабль в полном порядке.
– Да Бог с ним, с кораблем, вот вы и Хэлен… – Картис поджал губы. – Как бы там ни было, я рад, что так вышло. Учитывая, что Огненный Шут может напасть и все такое, я думал, что вас похитили или убили. – Он улыбнулся сестре; она не ответила. Хэлен молчала и большую часть полета. – Но слухи о вашей парочке ходят в изобилии. Скандал никому из вас не нужен – меньше всего Хэлен. Популярность дяди Саймона растет невероятно. Он вдруг стал человеком с преобладающим влиянием на всесолнечную политику. Тебе предстоит упорная борьба – если ты еще собираешься бороться.
– Больше, чем когда-либо, – тихо сказала Хэлен.
– У меня наверху машина. Хотите, вернемся со мной?
– Спасибо, – ответили они.
Когда ее брат поднял машину в бледное небо Гамбурга, Хэлен сказала ему:
– Что ты думаешь об этой боязни Огненного Шута?
– Это не просто боязнь, – сказал он, – это реальность. Разве можно быть уверенным, что он не наделал бомб по всему миру и не может взорвать их из космоса?
Алан приуныл. Если Денхольм Картис, привычно бунтовавший против всякой общепринятой теории или догмы, был убежден в виновности Огненного Шута, то возможность убедить кого-то в обратном невелика.
– Но сознаешь ли ты, Денхольм, – сказал он, – что мы располагаем лишь заявлением одного человека – Саймона Пауйса – и косвенными свидетельствами? Что, если Огненный Шут невиновен?
– Боюсь, подобное представление не очень мне близко, – сказал Денхольм, с любопытством взглянув на Алана. – Не думаю, чтобы кто-то сомневался в намерении Огненного Шута взорвать его арсенал. Там было достаточно бомб, чтоб мир разлетелся в клочья.
– Сомневаюсь, планировал ли он хоть что-то, – сказала Хэлен.
– Я тоже, – кивнул Алан. Денхольм удивился.
– Я могу понять тебя, Хэлен, когда ты сомневаешься, после всей твоей поддержки Огненного Шута. Тяжко обнаруживать, что был во всем не прав. Но вы, Алан – что вас заставляет думать о возможности ошибки?
– Есть одна очень веская причина – все улики против Огненного Шута косвенные. Он мог не знать о бомбах, он мог не иметь отношения к опустошению тех уровней. Если на то пошло, он мог и не собираться ничего разрушать. Мы его еще не схватили, не предали суду – но все мы признали его виновным, словно это нечто само собой разумеющееся. Я хочу повидать деда – человека, который убедил мир в том, что Огненный Шут – преступник!
Картис задумался.
– Мне не приходило в голову, что я поддался истерии, – сказал он. – Однако, хоть я и совершенно уверен в виновности Огненного Шута, допускаю, что есть вероятность обратного. Если б мы могли доказать его невиновность, со страхом войны было бы покончено. Меня этот страх уже беспокоит. Ты знаешь, что торговцы оружием начали переговоры с правительством? – последний вопрос адресовался Хэлен.
– Что ж, логично, – Хэлен кивнула. – И мы приняли во внимание возможность того, что вся заваруха подстроена торговцами, а не Огненным Шутом.
– Сначала это и мне пришло в голову, – согласился Денхольм. – Но уж слишком это нереально.
– Пойдемте выясним это у человека дня, – предложил Алан. – Можете нас к нему подбросить, Денхольм?
– Вас? Я тоже пойду.
Когда их троица вошла в апартаменты Саймона Пауйса, их приветствовал Джаннэр.
– Рад видеть вас обоих в полном здравии, – сказал он Алану и Хэлен. – Министр Пауйс совещается с президентом, министром Петровичем, начальником полиции Сэндаи и остальными.
– По какому поводу? – спросил Алан, не желая, чтобы от них отделались.
– По поводу создавшегося в связи с действиями Огненного Шута положения.
– Так вот как теперь это называется! – сказал Алан с едва заметной улыбкой. – Потревожь-ка их, Джаннэр. Скажи, что у нас есть для них кое-какая свежая информация.
– Это важно, сэр?
– Да! – хором сказали Хэлен и Алан.
Джаннэр провел их в гостиную, где они с нетерпением подождали немного, пока он вернулся, утвердительно кивая.
Они вошли в кабинет Саймона Пауйса. Там сидели наиболее влиятельные политики Солнечной системы – Пауйс, Бенджозеф, хмурый Петрович – министр обороны, Грегориус – министр юстиции с грубо очерченным лицом, розовощекий гладенький Фальконер – министр Марсианских дел, и крошечная, изящная мадам Чу – министр Ганимедианских дел. У камина в свободной позе стоял человек со скучающим лицом, которого Алан не узнал. Глаза этого человека выражали дружелюбие вперемежку со смертельной угрозой.
