Ариадна Громова - В Институте Времени идет расследование (С иллюстрациями)
Я пошел к Шелесту, сказал, что с Геллером я контакт установил и против его кандидатуры возражений не имею. Шелест открыто обрадовался, заявил, что он был заранее уверен в ответе, потому что знает меня, и все такое прочее. Я этим его настроением немедленно воспользовался и спросил, вполне спокойно и по-деловому: не знает ли он, какую работу и с кем вел Левицкий за последнее время, кроме нашей с ним совместной. Шелест удивился, сказал, что он ни о чем таком не слыхал и с чего это я взял. Я тогда объяснил, что работа могла вестись даже и секретно. Шелест уставился на меня, недоумевая, но потом, видимо, что-то вспомнил и задумался. Помолчав, он сказал, что проходил как-то вечером, с неделю назад, мимо нашей лаборатории и видит: свет горит; он толкнул дверь, а дверь заперта. Часов в десять это было. Он подумал, конечно, что мы ушли оба и свет забыли выключить, но на проходной ему сказали, что Левицкий еще в институте.
— А Аркадий потом что сказал на эту тему? — спросил я, стараясь держаться спокойно и естественно.
— Да не спрашивал я его… Чего спрашивать-то, мало ли кто в институте по вечерам засиживается.
— И дверь запирает?
— Дверь? Может, кто и запирает, я не проверял. А вы, что ли, никогда не запирали?… Ну, не знаю. И вообще я этот случай только потому припомнил, что ты спрашивать начал, вот мне и показалось немного странно, задним числом… А собственно, все это чепуха и ни о чем не говорит.
Я не стал спорить и ушел. Оказывается, Аркадий и раньше запирал дверь, когда отлучался… Куда же это он все-таки отлучался? Значит, вроде бы это он к кому-то бегал, а к нему в лабораторию никто не ходил?… В десять вечера, сказал Шелест… Неужели он бегал в это время к эксплуатационникам? Там вахтер стоит, не пропустил бы… Да, но если этот загадочный компаньон Аркадия сам вышел и уговорил вахтера… они с Аркадием созвонились, он и вышел встречать… Но такой случай вахтер должен был бы запомнить… Надо только уточнить, когда это было и кто дежурил у того корпуса… «Сам проверю, при помощи Леры, не буду просить Линькова», - решил я, и это меня немного успокоило. Ненадолго, впрочем; появился Линьков и сразу мне стало муторно.
Он пришел спокойный, подтянутый, и от его ледяной вежливости у меня прямо-таки сердце заныло, как больной зуб от холодной воды. Но я решил не поддаваться, и когда Линьков осведомился: «Что новенького?», я сейчас же выложил ему все свои соображения. Заодно рассказал о беседе с Шелестом. Линьков выслушал меня с непроницаемым видом, после чего старательно протер очки и сказал, что все это он примет к сведению.
— А вы не считаете, что мне было бы полезно ознакомиться с записной книжкой Левицкого? — с мрачным упорством спросил я.
— Возможно, возможно, — вежливо согласился Линьков. — Но я должен буду согласовать это со своим начальством… А пока мне надо бы поговорить с Чернышевым — надеюсь, он не исчезнет снова…
— Нет, он у себя, я нарочно зашел его предупредить…
Линьков быстро глянул на меня, чуть сощурив ослепительно голубые глаза.
— Нарочно зашли предупредить? — со странной интонацией повторил он, а потом, словно спохватившись, произнес предельно вежливо: — Я вам, разумеется, весьма благодарен за помощь…
От этой реплики я совсем было скис, но потом меня злость разобрала. Чего он, в самом-то деле! Имитируя манеру Линькова, я заговорил медленно и с холодной вежливостью:
— Разрешите вам напомнить, Александр Григорьевич: не далее как вчера вы сообщили, что будете мне весьма обязаны, если я предварительно поговорю с Чернышевым. Не кажется ли вам, что было бы правильней, если б вы своевременно и открыто известили меня о перемене в ваших чувствах по этому поводу?
Удар попал в цель: Линьков даже покраснел слегка и принялся протирать очки. А потом сказал, совсем иным, человеческим тоном:
— Да вы не обращайте внимания, устал я, видимо, и дело уж очень путаное… Так что же вам сказал Чернышев?
— Ну, знаете, Александр Григорьевич, — ответил я, тоже посвободней, — хоть вы и не извещали меня о перемене в ваших чувствах, но я эту перемену заметил. И потому не решился сепаратно беседовать с Чернышевым.
Линьков усмехнулся, все еще сконфуженно, и встал.
— Пойдемте, что ли, к нему, — сказал он вполне дружелюбно. — Посмотрим, что и как…
Ленечка Чернышев был вполне в своем репертуаре и даже чуточку переигрывал, на мой взгляд. Он так ужаснулся, когда увидел нас с Линьковым, что у него все лицо перекосилось: рот поехал в одну сторону, а глаза и нос — совсем в другую, потом Ленечка заметался, будто удрать хотел, и даже на открытое окно с большим вниманием поглядел.
— Ну, Чернышев, кончай цирк, разговаривать будем, — сказал я умышленно грубым тоном, чтобы привести Леню в чувство. — Ты сиди, не вскакивай, и мы сядем. Вообще будь как дома и помни, что никто из нас не кусается.
Ленечка вытаращил на меня светлые, с сумасшедшинкой глаза, но ничего не сказал. Мы уселись на табуреты, и Линьков начал спрашивать. Добился он толку не скоро, но все же добился.
Чернышев, оказывается, кое-что видел и слышал в тот вечер. И не так уж мало! А именно. Он шел к своей лаборатории мимо «нашего» коридорчика — мы с Аркадием его так называли, там только наша лаборатория и есть, а дверь напротив забита, и в лабораторию Сулейманова входят из главного коридора. Это и не коридорчик даже, а скорее выход к боковой лестнице, короткий, метров десять. Так вот, когда Чернышев проходил мимо нашего коридорчика, он увидел, что Аркадий подошел к своей двери со стороны боковой лестницы.
— Это когда было-то? — не удержавшись, спросил я и тут же покосился на Линькова, но тот ничего, вроде не рассердился.
Ленечка сказал, что где-то вскоре после пяти. Ну, это совпадало: Аркадий в четверть шестого встретился на лестнице с Ниной, а потом, естественно, пошел к лаборатории и был там, видимо, в 17.20 или чуть позже. Ленечка давно хотел объясниться с Аркадием (я ему это очень настойчиво советовал), и он решил, что сейчас, пожалуй, подходящий момент для этого. Но пока он топтался на месте, Аркадий достал из кармана ключ и сунул в замочную скважину. Тут Ленечка двинулся к нашей лаборатории с максимальной скоростью.
— А он вас не видел? — спросил Линьков.
— Нет, я точно знаю… я чувствую, что не видел, — заявил Ленечка.
Он ведь очень чуткий, наш Ленечка, из-за своей нервности и застенчивости. Моментально улавливает, как к нему относятся, я сколько раз наблюдал. Без слов все отлично понимает. Значит, он уловил, что Аркадий никак на него не реагировал. Токов, что ли, эмоциональных от Аркадия к нему не поступило.
Линьков спросил, что же было дальше. А дальше-то, оказывается, и началось самое удивительное и непонятное. Чернышев решительно утверждал, что в запертой лаборатории кто-то сидел! Он этого человека не видел, но слышал его голос. Точнее, слышал два голоса. Когда он подошел к лаборатории, Аркадий успел войти внутрь и прикрыть за собой дверь. Но он еще не захлопнул дверь, а стоял на пороге и держался за ручку — Чернышев его даже видел сквозь щель. И говорил с кем-то…
