Кэролайн Черри - Черневог
Но сейчас у него были вполне определенные цели для посещения этой комнаты, и не желания разыскивал он здесь, обследуя пол вокруг умывальника или стол, где можно было обнаружить забытую ей щетку или гребень, если только она не захватила их с собой. Женщина всегда думает о самом необходимом, мелькнула у него случайная мысль. И вот так, обыскивая в свете лампы пространство под столом и вдоль стены, он нашел то, что искал: возможно, оставленные в спешке и оброненные на пол несколько прядей светлых волос, несмотря на то что обычно пол бывает тщательно подметен. Он обмотал их вокруг пальца и сунул в карман: это была единственная ниточка, связывающая его с ней, хоть и очень слабая.
В комнате все свидетельствовало о быстром решении, о спешных сборах в надежде на то, что запасы еды были на лодке. Складывалась удивительная картина: сильно обеспокоенная молодая женщина, которая, вероятнее всего, не спала ночь, чтобы испечь хлеб, работала очень неспешно, потому что аккуратно разложила его на подносе и оставила опрятно завернутыми целых две ковриги для мужчин, которых она очень хотела увидеть дома, а затем явно неожиданно вместе с книгой, чернилами и небольшим количеством личных вещей отправилась на лодку.
После этого Саша отправился в подвал, чтобы захватить свои собственные горшки с травами. Хлеб, который он оставил для домового, уже исчез: не осталось ни крошек, ни следов на гладко подметенном полу.
— Дедуля, — позвал он было домового, но тот не появился даже тогда, когда Саша перенес лампу в наиболее посещаемую домовым часть подвала. Он полазил по полкам, где лежали ивовая кора, тысячелистник, трава для заживления ран, маленькие горшки с солью и серой, которые они тщательно помечали вместе с Ивешкой, удовлетворяя ее страсть к порядку.
Ее присутствие еще сильнее напоминало о себе в этой темной глубине дома, в котором она выросла, едва не умерла, и вновь вернулась, уже как жена… Он убеждал себя, что не следует бояться все еще остававшихся в окружающем их мире ивешкиных желаний: они не причинят вреда ни ему, ни Петру…
Но при этом он продолжал помнить о том, что Черневог бывал и ходил здесь очень часто.
И вновь он слышал выкрики Ууламетса и как она сквозь слезы возражала ему:
«Ты никогда никому не уступал, папа. Ты никогда и никому не верил! Почему кто-то должен быть откровенным с тобой?» А за этим следовали виденья…
Ивешка бредет по затуманенному берегу реки, среди призрачных давно умерших деревьев… Она направляется к кому-то, скрытому завесой и поджидающему ее…
— Боже мой. — Саша едва не задохнулся, схватился, чтобы не упасть, за полку, и услышал, как слегка задрожали под его рукой глиняные горшки.
Холод и тьма, корни деревьев, торчащие над обрывистым берегом, где жил водяной, старый союзник Черневога…
Там была могила Ивешки, та самая могила, что бы до сей поры ни лежало в ней…
Он старался и желал изо всех сил, чтобы она услышала его. Но эта удушающая тишина покрывала все вокруг, словно глубокий снег. Так он и стоял, овеянный запахами веков, и прислушивался к потрескиванию старых бревен.
Никто никогда не знает, как долго готовится колдовство, прежде чем может начаться. Петр же прекрасно знал это, и ему не нужно было объяснять, что собирался делать Саша, но каждая частица его тела советовала не вникать во все это, независимо от того, насколько он устал или насколько был расстроен, несмотря на темноту двора и отсутствие у него лампы.
Колдун не должен думать о таких мелочах. Колдун должен думать о том, как получше собрать все те маленькие проклятые горшочки, в то время как его жена находилась в опасности. Колдун может позволить себе говорить о причинах, когда раскалывается само небо, но и тогда он будет искать верный ход и еще несколько раз перепроверит, прежде чем сделает что-то.
Итак, Петр устроил себе ужин из холодных колбасок, а для Малыша выделил порцию водки, в то время как Волк при лунном свете, пробивавшемся сквозь рваные облака, прихватывал губами остатки своего зерна. Малыш с большим усердием исполнил обязанности дворовика: он выгонял Волка из сада в загон. Волк же умудрился по дороге туда схватить немного зеленой травы и никак не был обеспокоен присутствием дворовика, который при появлении Петра на заднем дворе сидел в проходе, ведущем в загон, словом, вел себя так, как и предполагалось.
Сейчас Малыш был похож на черный шар, который подобрался как можно ближе к ногам Петра.
— Ну как, можешь найти Ивешку? — спросил его Петр. Возможно, что дворовик и попытался бы, если бы каким-то образом мог знать, где следовало искать. Определенно, сегодня ночью Малыш не был в обычном веселом настроении. Он похандрил, выпил свою водку и со вздохом уронил подбородок на маленькие лапки.
— Мы разыщем ее, — сказал Петр и погладил Малыша по косматой голове. Тот немедленно зарычал, что могло почти ничего и не означать.
Но Малыш тут же поднял голову, внимательно вглядываясь через темный двор. Тогда Петр взглянул на баню, в ту сторону, куда глядел и Малыш, и его охватило еще более неприятное чувство, что из этой темноты кто-то смотрит на него.
Саша подбросил растопку в огонь, добавив туда еще и травы, которые советовал использовать старый Ууламетс. Еще он бросил туда соль, которая губительно действовала на все злое, и под конец прядь ивешкиных волос. Такова была сущность всех магических действий, которые он решил предпринять. При этом он продолжал наблюдать за характером пламени и, приблизившись к огню, старался взмахами руки подогнать к себе дым, не пропуская ни единой мысли, которые этот дым навевал ему.
Разумеется, что волшебные чары не были этим дымом, и, разумеется, никогда не содержались в нем самом. Они заключались в мыслях о происходящем, которым этот дым давал жизнь, и некоторые из них не соблюдали никакого порядка в своем появлении, если судить по степени важности…
Волшебство заключалось в том, чтобы позволить дыму перемешать все в равной мере и выстроить новый порядок вещей и событий, где ни одна субстанция не имела большего значения, чем другая…
Ивовый лист спокойно плыл по течению, волнение воды прекратилось вместе с крушеньем…
В этой тишине следовало думать только о печке и о доме, что означало: Петр, Ууламетс и Ивешка. Можно было думать о Воджводе и о Киеве, о самых обычных людях, которые всегда забывают о том, что находится за их полями и холмами, о царях и земных царствах, потому что потоки дыма все унесут с собой…
Все отравлено неподвижностью и ожиданием…
Думай, уговаривал себя Саша, о маслобойке, о грязной луже, о полусгоревшем доме, который находится далеко к северу от их дома… Этот дом принадлежал Черневогу, а когда-то давным-давно там жила Маленка. Даже Ууламетс жил в этом доме, в те времена, когда его отдали туда в ученики…
