Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3
— Благодарю вас. Вы правы, я очень устала и хочу отдыхать, — она что-то не договаривала и вдруг решилась, смотря на меня полными мольбы и неприкрытой надежды глазами. — Я боюсь… оставаться в комнате одна, боюсь вашего мерзкого слуги. Меня не перестает мучить ужасное предчувствие, что среди ночи он заглянет в мою комнату.
Как и ранее, я тут же принялся успокаивать гостью, найдя немало внешне правдоподобных подтверждений полной иллюзорности всех ее тревог. Я не знаю возымели ли эти убеждения какое-либо действие, однако, чем больше я нес явный абсурд, тем больше и глубже все опасения леди переносились на меня самого, внушая особое беспокойство тем, что она как-то догадывалась об истинной подоплеке моего наигранного хладнокровия.
— Позволю себе заметить, мисс Дортон, на этот счет я уже принял решение, — продолжал я, испытывая только одно желание поскорее удалиться к себе. — Прямо сейчас я отправлю Джонатана спать и запру все двери на первом этаже, где находится его комната. Так что ваш покой не посмеет потревожить никто.
— Я очень благодарна вам, мистер Хугнер, — с горечью ответила мисс Дортон, — может я и неправа, но только так я действительно буду чувствовать себя в полной безопасности.
Проводив юную леди в комнату с доспехами, я отправил слугу спать и, как было условлено, запер двери на ключ. Теперь второй этаж оказался полностью отрезанным от первого, и проникнуть наверх стало совершенно невозможным, тем более, что на всякий случай я запер и двери коридора. И все же на душе у меня было очень неспокойно. Не знаю толком почему, но невероятно мрачная обстановка сегодняшней ночи почти во всем стала приближаться к той, которая, по словам Хьюза, царила здесь во время пребывания таинственного гостя Роберта. Единственное различие состояло в том, что тогда по всему дому был погашен свет, и вот, чтобы хоть как-то разрушить это ужасное сходство, мне пришлось потратить еще четверть часа, после чего длинная галерея озарилась светом всех существующих свечей.
Перед тем, как уйти к себе, я еще раз украдкой прошелся мимо дверей комнаты мисс Дортон. Вряд ли это делало мне честь, но в эти жуткие минуты я действительно был готов на все, что угодно, лишь бы не допустить того ужаса, который пронесся по старому дому много лет назад. Ступая как можно тише, я в конце концов подкрался к самому порогу, и тут до меня донеслось приглушенное, частое всхлипывание, раздававшееся по ту сторону двери. Невероятное смятение чуть было не толкнуло меня на самый необдуманный шаг. Неужели только проклятый дом был единственным виновником того, что ту, которую я так безумно любил, теперь с идиотской одержимостью я сам предавал пыткам и забвению! Мне вновь стало гадко за самого себя. Ведь ни старый, противный Джонатан, ни дьявольское поместье с его голубым призраком, — а я и никто другой, обрек мисс Дортон на самую ужасную в ее жизни ночь, оставив наедине с руинами своих надежд. Как никогда я должен был сейчас находиться рядом с ней, однако необъяснимое опасение, что с этим перестанет существовать окружавшая меня зыбкая тайна, подогреваемая собственным воображением, остановила меня у порога ее комнаты. Пошатываясь из стороны в сторону, словно хмельной, я с опущенной головой побрел к себе, успев преодолеть лишь половину пути.
Моя комната находилась почти в самом конце левого крыла строения, пересеченного двумя коридорами и винтовой лестницей, что в случае непредвиденных обстоятельств, О которых я не забывал ни на миг, вряд ли позволило мне быстро оказаться у спальни мисс Дортон. Именно это и побудило меня вернуться назад и расположиться на ночлег в тесной, почти необставленной комнатушке, имевшей неоспоримое преимущество по сравнению с остальными в виде общей стены с покоями гостьи. Устроившись на старом, необычайно твердом и неудобном диване, я поставил перед собой коптящий светильник и закурив сигару, стал с сожалением помышлять о том, с какой непозволительной оплошностью забыл взять сюда бутылку вина. Так, не переставая чувствовать во рту ее аромат, я просидел с открытыми глазами до тех пор, пока мне в лицо не ударила своим мертвенно-бледным светом бог знает откуда взявшаяся луна. Как ни пытался я вертеть головой, из этого ничего путного не выходило, и в конце концов мне пришлось чуть отодвинуться в сторону, отчего кожа дивана издала такой странный визг, что я вздрогнул. Поскольку и после этого проклятая луна в окне упорно не желала оставлять меня в покое, я присел уже на самый угол, вновь заставив диван издать свой отвратительный скрипучий голос, на этот раз с каким-то особым оттенком. Мне решительно ничего не оставалось, как смириться с леденящими лучами ночного небесного фонаря, и лишь бы не нарушать в комнате тишину, я замер в самой неудобной позе. Казалось, уже ничто не могло заставить меня даже шевельнуть пальцем, но тем не менее старый диван, словно издеваясь, все продолжал терзать мой слух, издавая самые невероятные звуки. Доведенный до крайнего отчаяния, я в один миг оказался на ногах и тут с ужасом понял, что огрубевшая от времени кожаная обшивка была явно не при чем. Где-то совершенно близко скрипнула дверь, после чего ночную тишину прорезал приглушенный крик и быстрый топот удаляющихся шагов. Все это настолько, соответствовало моему состоянию ожидания чего-то адского и безумного, что какая-то внутренняя сила, настойчиво вытолкнув меня в коридор, впоследствии полностью вычеркнула из памяти то, как я там оказался.
Когда, набравшись храбрости, я переступил порог комнаты своей гостьи, первой мне бросилась в глаза поражавшая своим захватывающим видом разбросанная пустующая постель, и только чуть спустя я наткнулся на распластавшееся у стены тело молодой леди. Сознание каким-то непостижимым образом еще теплилось в ней, однако невероятно тяжелое, прерывистое дыхание всячески мешало ей говорить. Даже при желтоватом свете свечей она выглядела бледнее мрамора, а ужас, наложивший свой зловещий отпечаток, был настолько велик и властен, что мисс Дортон при моем появлении уже даже не пыталась прикрыть сильно обнажившееся плечо.
— Ваш слуга… — задыхаясь, пробормотала она, — ваш слуга… Он был здесь! Он набросился на меня прямо в постели! Он…
Ее слова чуть было не свели меня с ума и от гнева я почувствовал, как судорожно затряслось мое тело. Разумеется, первым делом мне надлежало помочь несчастной молодой леди, пережившей сейчас самый суровый ужас на земле, однако любая мысль о Джонатане лишала меня возможности правильно соображать. Даже не прикоснувшись к своей гостье, я выбежал из комнаты и только здесь заметил полураспахнутую дверь, ту самую, которую несколько часов назад я с такой предусмотрительностью запер на ключ. С трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть, я буквально слетел с лестницы, и вбежав в галерею первого этажа, на какое-то мгновение был ослеплен ярким светом десятка светильников. Насколько не сильной была от этого острая боль в глазах, развевавшиеся космы голубых волос слуги я заметил в один миг.
