Игорь Росоховатский - Ураган (сборник)
— А зачем вообще он вам понадобился?
— Нам? Это еще Виктор Сергеевич договаривался с академией и кибернетиками.
Я поверил. Сразу. Конечно, задумка Слепцова. Вспомнился разговор с ним о сигоме…
— Эх, непримиримый Петр Петрович, — повторил он и заглянул мне в глаза. — Что мы вообще знаем друг о друге? Разные у нас мерки и к делам, и к людям. Вот для вас главное: талантливый — не талантливый. Так ведь неталантливых большинство. Выходит, если их природа обделила, так и люди должны обделять? Что же, по-вашему, им делать в жизни?
— Искать свое место. Как в учебнике диамата написано — по способностям. Во всяком случае, не лезть в науку. — Хотелось добавить: «И тем более в руководящее кресло», но наткнулся на его взгляд и осекся. Это был взгляд бродячей собаки, ожидающей удара. Что это с ним? Неужели так подействовал уход жены? Значит, и этот «перевернутолицый» кого-то любил, был кем-то обижен и надломлен… Странно прозвучали его слова: «Что мы вообще знаем друг о друге»…
Я заметил, что у него оторвана верхняя пуговица на сорочке, рукав моднейшего пиджака из особой серебристой ткани испачкан мелом. Никогда прежде я не видел малейшей небрежности в его одежде, он всегда был надраен и отглажен, как манекен в витрине Дома моделей.
Нас толкали входящие и выходящие покупатели, кто-то сбоку проворчал насчет «наилучшего места для беседы», и я обрадовался его ворчанию, как подсказке.
— Извините, Владимир Лукьянович, что задержал вас. Завтра зайду в приемную за бумагой.
— До свидания, Петр Петрович…
Выйдя из гастронома, я увидел в толпе его спину. Ошибиться я не мог — наимоднейшая серебристая ткань пиджака и авоська, набитая продуктами. Он шел скособочившись и волоча ноги, будто ему повредили позвоночник.
Проклятая интеллигентская мягкотелость таки шевельнулась во мне. «Может быть, в другое время и поговорим по-другому, — подумал я. — Что-то забудется, что-то прояснится…»
Я не мог знать, что вижу его в последний раз…
Прошло меньше месяца — и я в очередной раз оказался в знакомой приемной. Вместо Веры меня встретил белобрысый молодой человек, стройный, вежливый, приветливый. В его приветливость не верилось. У молодого человека были точные, рассчитанные движения и жесты. Угадывалась длительная тренировка.
Как только я назвал себя, он ответил «пожалуйста» и указал рукой на обитую дерматином дверь.
За директорским столом сидел человек лет пятидесяти с лишком, в очках с толстыми линзами. Углы рта у него были уныло и как-то брезгливо опущены. Он не заводил церемоний, коротко поздоровался, сказал:
— Попрошу подробно рассказать о ваших взаимоотношениях с директором и особенно с его заместителем Кулебой. Ваши слова будут записываться.
Он нажал кнопку невидимого мне магнитофона, помещенного, наверное, в ящик стола, и послышался шелест пленки, как бы подчеркивающий, что здесь не любят терять времени напрасно.
Дверь кабинета наполовину открылась, пропустив Олега Ильича… Он взглядом испросил у сидящего за столом разрешения присутствовать и сел сбоку, вне моего поля зрения Может быть, так у них было принято. Его приход не смутил меня, скорее разозлил — после нашей последней встречи у речного вокзала осталась какая-то настороженность, недоговоренность, и к сближению она не располагала.
Я рассказывал только то, о чем меня просили, — только о взаимоотношениях с директором и Кулебой, не упоминая о своих выводах и оценках. Пусть сами их делают.
Человек в очках слушал, не перебивая, глядя в окно. На меня взглянул, когда я закончил. За холодным блеском линз угадывались умные пытливые глаза.
— Вы забыли рассказать о том, как обходились без запланированных средств, — послышался сбоку голос Олега Ильича.
«Кажется, это у них называется перекрестный допрос, — подумал я. — А, не все ли равно?»
Пришлось рассказывать о своих вынужденных изобретениях. Иногда человек за столом задавал вопросы, уточняя даты, потраченные материалы, суммы денег. Вдруг улыбнулся — чуть-чуть, правым уголком рта. Странная это была улыбка.
— Изобретательство поневоле задерживало основную работу? — А где же было взять аппаратуру? — со злостью спросил я. Опять послышался голос сбоку: — И еще вы забыли рассказать, Петр Петрович, о предложении Кулебы обмануть комиссию.
«Вот как, они знают и об этом? Но в кабинете тогда нас было двое. И еще Вера в приемной. Кажется, этот Олег Ильич не терял времени зря».
Я намеренно не поворачивал головы к нему, смотрел только на сидящего передо мной. И его же спросил, правда, не таким тоном, как мне хотелось. Подвел предательски дрогнувший голос:
— Можно узнать, в чем меня обвиняют?
— Обвиняют не вас, а директора и его «заместителя, которого Евгений Степанович пригрел и защищал, Вас же вызвали как свидетеля.
— И пострадавшего, — добавил Олег Ильич, за что удостоился предупреждающего взгляда
Я рассказал о том, как воспринял предложение Владимира Лукьяновича, что ответил.
— Вы могли и схитрить? — Выходит, не сумел. — Предвидели, что вас ожидает? — Это было нетрудно. — И все-таки «не сумел»… Или не хотел? — Самое печальное — потерять себя… «Вырвал-таки, очкастый черт! Почему я откровенничаю с ним? Чем он расположил меня к себе? Небось задаст сейчас еще несколько вопросов «на откровенность», а потом незаметно расставит ловушку».
— Петр Петрович, прежде чем мы расстанемся, должен вас предупредить…
«Вот оно, начинается!..» Я спросил, не скрывая иронии: — Никому не рассказывать о нашей так называемой беседе? Его лицо преобразилось. Бледные щеки округлились, губы изогнулись. Он засмеялся длинно и заливисто, и ему вторил Олег Ильич. Затем он снял очки и тщательно протер линзы замшевой тряпкой. Глаза у него без очков оказались темно-серыми, близорукими, какими-то беспомощно-добрыми. — Почитываете детективы, Петр Петрович? Он надел очки, и взгляд тотчас изменился, в нем появилась необходимая твердость.
— Предупреждение вам иного рода… — В его голосе все еще слышались затихающие смешинки… — Вы, несомненно, заметите в виварии новые датчики. Не удивляйтесь. Мы сочли необходимым поместить там автоматические телекамеры, микрофоны и другие сигнализаторы.
Я пожал плечами: — Если это не помешает опытам… — Не помешает. Рад был познакомиться с вами, Петр Петрович. Он встал и подал мне холодную твердую руку.
В коридоре лабораторного корпуса я едва не столкнулся с Александром Игоревичем. Он подозрительно уставился на меня:
— Вы оттуда? — А вы туда? — Сейчас все наши пути там пересекутся. Вы знаете, что Владимир Лукьянович арестован за разного рода махинации, а Евгений Степанович отстранен от работы? Он остался доволен произведенным эффектом. — Видимо, Вовина карьера на этом закончится. Впрочем, того и следовало ожидать, коли ворон забрался в гнездо орла…
