Роберт Шекли - Лабиринт Минотавра (сборник)
Толпа смеялась над его покаянной речью.
– Но я хочу, чтобы вы знали, – орал Стэк, – я хочу, чтобы вы знали, что я сопротивлялся своей греховной натуре, я пытался победить ее. Я постоянно сражался со старым дьяволом, поселившимся в моей душе, знали бы вы, как я сражался с ним! Я вступил в отряд Бдительных и два года был человеком. А потом словно спятил – взял и убил…
– Ну, кончил? – спросил шериф.
– Но я хочу, чтобы вы знали вот что! – завопил Стэк, и глаза его чуть не выскочили из орбит на раскрасневшемся от волнения лице. – Я признаю, я сделал много плохого, я признаю это искренне и от всей души. Но, ребята, я не убивал Бартона Финча!
– Хорошо, – сказал шериф. – Если у тебя все, то пора приступать к делу.
– Финч был моим другом, моим единственным другом на всем белом свете! Я пытался спасти его, я слегка встряхнул его, чтобы привести в чувство. А когда он так и не пришел в себя, я, наверное, потерял голову, и тогда я расколошматил салун Мориарти и покалечил ребят. Но, клянусь Богом, я не причинял вреда Финчу!
– Ну, закончил ты наконец? – спросил шериф.
Стэк открыл рот, снова закрыл его и кивнул.
– Порядок, ребята! Приступай! – сказал шериф.
Люди взялись за фургон, на котором стоял Стэк. Стэк обвел толпу последним отчаянным взглядом и заметил Кромптона.
И сразу понял, кто это.
Лумис торопливо нашептывал Кромптону:
– Осторожно, не верь ему, ничего не делай, вспомни его прошлое, вспомни его историю, он погубит нас, разобьет нас на кусочки. Он подавит нас, он сильный и злобный, он убийца!
В памяти Кромптона неожиданно всплыли слова доктора Власека: «Попытка реинтеграции приведет вас к безумию, а то и к смерти».
– Совершенно погибший тип, – продолжал бубнить Лумис, – злой, никчемный, полная безнадега…
Но Стэк был частью его! Стэк страстно хотел измениться, победить свою натуру, терпел поражения и снова отдавался борьбе. Стэк был не более безнадежен, чем Лумис или он сам.
Однако правда ли все то, что говорил Стэк? Или этой вдохновенной речью он надеялся тронуть аудиторию и изменить приговор?
Он должен поверить Стэку. Он обязан протянуть ему руку помощи.
Как только фургон тронулся с места, глаза Стэка и Кромптона встретились. Кромптон быстро принял решение и впустил Стэка.
Толпа взревела, когда тело Стэка свалилось с повозки и после страшной короткой судороги безжизненно повисло на натянувшемся канате. А Кромптон пошатнулся от удара, когда сознание Стэка вошло в его мозг.
И упал в обморок.
Глава 13
Кромптон очнулся в небольшой полутемной комнатке на кровати.
– Как вы, в порядке? – услышал он чей-то голос.
В наклонившемся над ним человеке он узнал шерифа Тайлера.
– Да, в порядке, – автоматически ответил Кромптон.
– Оно и понятно, для такого цивилизованного человека повешение – вещь тяжелая. Теперь сможете обойтись без меня?
– Конечно, – вяло сказал Кромптон.
– Вот и хорошо. А то у меня там дел… Загляну к вам через часок-другой.
Тайлер ушел. Кромптон принялся тщательно обследовать самого себя.
Интеграция… Слияние… Завершение. Достиг ли он всего этого во время своего целительного обморока? Со всей осторожностью он занялся своими мозгами.
Он обнаружил там Лумиса, безутешно причитающего, безумно напуганного, лепечущего что-то об Оранжевой пустыне, о путешествиях и стоянках на Бриллиантовых горах, о женщинах, о роскоши, о чувствах и красоте. Был там я Стэк, тяжелый и неподвижный. Кромптон тут же понял, что Стэк абсолютно, ни на йоту не способен измениться, приобрести самоконтроль, выдержку. Он и сейчас, несмотря на все свои старания, был исполнен страстного желания отомстить. Его мысли яростно громыхали, контрастируя с визгливыми причитаниями Лумиса. Это были великие планы отмщения, дикие мечты разорвать проклятого шерифа Тайлера на мелкие кусочки, расстрелять из пулемета весь поселок, собрать вокруг себя преданных людей, армию почитателей СТЭКА, вооружить ее железной дисциплиной, перерезать глотки всем Бдительным и открыть полный простор убийствам, мести, ярости, террору во всем мире!
Раздираемый на части противоречивыми желаниями своих компонентов, Кромптон постарался восстановить равновесие, распространив свою власть на них обоих. Он начал борьбу за слияние их в единое, устойчивое целое. Но его составные части, в свою очередь, бились каждый за свою автономию. Линии расщепления углублялись, раскол становился непреодолимым, и Кромптон почувствовал, что зашаталась его собственная стабильность, что над его рассудком нависла угроза.
Потом вдруг у Дэна Стэка с его упорным, но тщетным стремлением к самосовершенствованию наступил момент просветления.
– Извини, – обратился он к Кромптону, – недостает еще одного, другого…
– Какого еще другого?
– Я ведь старался, – сказал Стэк. – Я старался измениться. Но слишком было во мне разного… Так что я пошел на расщепление.
– На что?
– Ты что, не слышишь? – сказал Стэк. – Я… я тоже был шизоид. Скрытый. Это проявилось здесь, на Йигге. Я поехал в Йиггавилль, обзавелся там еще одним телом Дюрьера и расщепился.
– Значит, есть еще один? – воскликнул Кромптон. – Вот почему мы не реинтегрируем! Кто он, где находится?
– Я старался, – стонал Стэк. – Ох, я же старался. Мы с ним были как братья, он и я. Я надеялся научиться у него, он был такой тихий, терпеливый и спокойный. И я учился. Потом он стал сдавать…
– Кто он? – спросил Кромптон.
– Как я старался ему помочь, выбить из него эту блажь! Но ему совсем не хотелось жить, он быстро терял силы, и я будто спятил, и встряхнул его, и пошел громить салун Мориарти. Но я не убивал Бартона Финча.
– Так Финч – наш последний компонент?
– Да! Вам нужно спешить, пока он не разрешил себе умереть, и надо принять его в свой мозг. Он лежит в задней комнатке, в лавке… Торопитесь…
И Стэк снова погряз в своих мечтах о кровавых побоищах, а Лумис забормотал о голубых пещерах Ксанаду.
Кромптон поднял свое тело с постели и дотащил его до двери. В конце улицы он разглядел лавку Стэка. «Доберись до лавки!» – приказал он себе и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелся вдоль улицы.
Дорога растянулась на миллион миль. Тысячу лет полз он по горам, перебирался через реки, болота, спускался в пещеры, ведущие к центру Земли, и подымался наверх, и переплывал нескончаемые океаны до самых дальних берегов. А завершилось это путешествие в лавке Стэка.
В задней комнате, на кушетке, укрытый до самого подбородка простыней, лежал Финч – последняя надежда на реинтеграцию. Взглянув на него, Кромптон понял всю тщетность своих усилий.
