Такаюки Тацуми - Гордиев узел. Современная японская научная фантастика
— Замысловатая у вас получилась игрушка, — сказал «Я».
— Напрасно вы называете мое изобретение игрушкой, — запротестовал профессор. — Если применить его на практике, оно произведет революцию в земной индустрии. Возьмите хотя бы автомобильные моторы. Такой мотор можно будет раскатать в блин, вытянуть в струнку, да хоть узлом завязать: ему все нипочем. Будет работать как миленький, главное, не напутать с топологией.
— Вот как, — «Мне» оставалось лишь поддакивать профессору.
— На Земле сейчас все лучшие силы брошены в эту область. Назовем ее «физикой текучих материалов». Вы когда-нибудь задумывались о том, как люди умудряются попадать по мячу из самых разных позиций во время игры в футбол или, скажем, в бейсбол? Энергия свободно течет по телу, ее направление, мгновенно передаваясь нужным мышцам, сокращает их и порождает единственно верное движение. Для искусственных механизмов это пока мечты... Так что для автоматизации и робототехники мое открытие эпохально, э-по-халь-но!
— Совершенно верно, — вставил «Я». — В психоанализе тоже немало интересных исследований о контрасте твердой структуры механизмов и мягкости человеческого тела.
— А, вот как... — профессор пропустил мое высказывание мимо ушей. — Вы только подумайте, если накрыть химический завод шатром из такого материала, то можно будет во много раз снизить ущерб от аварии. Ведь мягкое вещество сможет поглотить энергию взрыва. А машины! Достаточно изготовить текучие модели, и столкновение на дороге перестанет быть трагедией. Или вот еще пример. Один конструктор подводных лодок присмотрелся к движениям дельфинов в воде и нанес слой текучих полимеров на поверхность корабля. Так ему удалось снизить сопротивление воды. Гигантская экономия энергии! А заодно и от турбулентности избавился. А как изменится само понятие точности, царящее в современном производстве! Ведь что такое точность? Всего лишь вопрос о том, насколько две детали подходят друг другу. Еще одно доказательство порочности нынешних механизмов, начисто лишенных эластичности. Представьте теперь, что обе детали сделаны из текучего вещества. Они просто растянутся или сожмутся на пару сантиметров — вот вам и идеальное соответствие. Нудные вычисления десятого знака после запятой навсегда останутся в прошлом.
Конца этим рассуждениям не предвиделось, так что «Мне» пришлось, выждав удобный момент, прервать профессора. Марсианский воздух не шел «Мне» на пользу, и «Я» хотел, побыстрее закончив дела, вернуться домой. Подорву здесь здоровье, и никакой гонорар не принесет «Мне» барышей.
Весь остаток дня и следующий день прошли в беседах и психосессиях с кандидатами из врученного «Мне» списка.
Цирюльник Боккаччо, киноактер Мартэн, чемпион в среднем весе Конрад... Никто из них не шел ни в какое сравнение с профессором. Правда, оставался еще один соперник, Пинкертон. Но у него, как и предсказывал профессор, обнаружилась мания величия. Хоть он и возомнил себя продолжателем Сальвадора Дали, но на деле его способности сводились к умению ловко пускать пыль в глаза.
Он из кожи вон лез, чтобы произвести на «Меня» благоприятное впечатление, но психотесты беспристрастны: результаты выдавали его с головой. В конце концов он не выдержал и показал себя во всей красе, разразившись отборной бранью.
«Я» подвел итоги. Виви, ранимая девушка с кучей чисто детских комплексов, нуждалась в мужчине, который смог бы заменить ей отца, именно в таком, как профессор Ишервуд. Однако — «Я» уже говорил об этом — у его кандидатуры был один фатальный изъян. В глазах Виви Ишервуд стал олицетворением мира ненавистных механизмов, и поэтому ученый и его наука просто слились для нее в одно целое.
«Я» заранее предвидел подобный исход и все же ощущал себя школьником, застрявшим на экзамене над трудной задачкой.
«Меня» мучили сомнения, удастся ли «Мне» выступить в роли Купидона и, соединив судьбы Виви и профессора, заработать положенный гонорар.
2На второй день праздник закончился, и «Я» остался один в затихшей усадьбе.
В окрестностях роскошного родового гнезда «Дали» мелькало сходство с пейзажами Катадора в штате Европа.
Ближе к вечеру в отведенную «Мне» комнату вошел слуга.
— Господин приглашает вас разделить с ним вечернюю трапезу, — объявил он. — Вы сможете присоединиться к нему?
«Я» не возражал.
Сквозь таинственную бронзовую дверь в стене центрального вестибюля был виден длинный коридор, столь причудливо скособоченный, будто законы притяжения теряли силу в его стенах. Коридор этот никуда не вел и был предназначен лишь для любования.
В усадьбе вообще было множество фальшивых комнат, лестниц и переходов, которыми никто не пользовался, они расползлись по всему дому и полностью завладели им, тесня жилые помещения и сплетаясь в лабиринт, словно вырванный из чьего-то ночного кошмара.
А уж вид столовой вывел бы из себя любого здравомыслящего человека. Казалось, ее силком втиснули в бесполезную часть дома, при этом как-то умудрившись выкроить для нее побольше места.
— Добро пожаловать! Прошу, садитесь, — приветствовал «Меня» «Дали». Рядышком валялся его любимый костыль.
«Я» поклонился хозяину и осторожно занялся поисками подходящего стула. Режиссер Гилберт, числивший дизайн интерьеров среди прочих своих талантов, спрятал настоящие стулья между искусных подделок, не выдерживавших человеческого веса. Различить их можно было только на ощупь.
Виви было не узнать: настолько она похорошела с тех пор, как мы расстались. К тому же «Я» никогда не видел, чтобы у нее так горели глаза. Смешавшись под ее взглядом, «Я» утратил бдительность и повалил один из стульев. Текучее вещество, легко коснувшись пола, утратило форму, но потом, восстановив эластичность, вновь вернулось в прежние контуры.
Видимо, в этом и состоит суть проповедуемого Гилбертом искусства... «Я» подумал, что «Дали», вероятно, ценит этого «художника виртуальности» потому, что в нем сильна жажда унижения технократической циви-лизации, доставшаяся от предка. Что останется от ве-щи, если отнять у нее привычную функцию? Голый ске-лет, остов пустой видимости. «Я» попытался списать все на своеобразное чувство юмора хозяина дома, но от подобных шуток делалось как-то не по себе.
Ужин начался, как только «Я» сел за стол.
При смене блюд «Дали» демонстрировал удивительное обжорство, граничащее с одержимостью.
Виви, страдающая анорексией, была его полной противоположностью. Она так и не прикоснулась к еде, лишь поковыряла вилкой роскошные креветки.
— Крабы, омары, креветки — основа нашей семейной кухни еще со времен самого Сальвадора, — пояснил «Дали». Он разламывал панцири гигантских Креветок (интересно, они закупают их где-то на краю света или разводят неподалеку?) и набрасывался на нежную, пропитанную соком мякоть. За все время он ни разу не выпустил из рук ножа и вилки.
