Джастин Ричардс - Часовой Человек
– Мелисса вас считает каким угодно, только не благородным, – заметил Доктор.
– Пропаганда. Революционерам нужно как-то оправдать захват власти. Вот они и обвиняют предшествовавший им режим – меня – в вымышленных прегрешениях.
– Прегрешениях? Она говорила о геноциде. О целых коммунах, уничтоженных ради сохранения вашей империи. О планетах, опустошённых лишь за то, что они усомнились в вашей власти. О тысячах людей, исчезнувших во имя ваших политических целей.
– У любого события есть две стороны, – жёстко возразил Реппл. – Да, были восстания, которые я подавил. Да, планеты пытались отделиться от империи. Но в их же интересах было остаться частью альянса, и именно этого хотела большая часть их населения.
– И поэтому вы их опустошили? – Доктор скептически покачал головой.
– Конечно же нет! Она преувеличивает. Не было ни репрессий, ни ненужных казней. Всё было совершено честно и по закону. Империя бы развалилась, если бы не была основана на честности и стремлении делать как лучше. И она развалится теперь, когда к власти пришли наёмники и убийцы.
– Вы правда так считаете? – тихо спросил Доктор.
Реппл смотрел прямо на его отражение в стекле; его отражённый взгляд встретился со взглядом Доктора.
– Правда. Вы же видели, что она сделала с Аске.
– Он пытался убить её.
– Он пытался спасти нас всех, – Реппл отвернулся. – На его месте должен был погибнуть я.
Доктор щёлкнул языком и прошёлся вдоль стены их стеклянной камеры.
– Как тяжело выяснять правду, когда так много людей врёт, – сказал он. – А ещё тяжелее, когда они не знают, что врут.
– В каком смысле?
– В том, что вы и вправду верите, что Василий Тёмный, правитель Катурии со всеми этими титулами и пышными словами, которые следуют за его именем, – честный человек. Благородный.
– А как бы я смог жить, если бы не был таким?
– Но Мелисса явно считает иначе. Каким образом вы оба можете быть правы?
– Она врёт, – сказал Реппл. – Или ошибается. Или и то, и другое.
– Да, всё сводится к тому, кому мне поверить. В её пользу говорит страсть за её маской. Её гнев, негодование, самоотверженность. Однако вы... – он сделал паузу, повернулся, и отошёл. – Вы остались, чтобы попытаться помочь мне. Вы настаивали на том, чтобы не рисковать жизнью Фредди. Вы оплакивали своего друга, который был вашим узником, и мог стать вашим палачом.
– Спасибо, Доктор.
– За что?
– За то, что верите мне.
Улыбка сошла с лица Доктора:
– Рано ещё благодарить меня. Ваши поступки противоречат описанию Мелиссы. Но это не значит, что она ошибается.
Реппл отвернулся от стекла и направил в Доктора палец.
– Так вы считаете, что я изменился? Размяк во время ссылки? Вы считаете, что я – исправившийся массовый убийца?
– Это одна из версий. Но, как и в случае с вами и Аске, несколько разных предположений могут объяснить одни и те же факты. И, возможно, ни одно из этих предположений не верно.
– Она считает меня несправедливым правителем, – неистово сказал Реппл. – Это совсем не так. Меня отстранили от власти экстремисты, террористы, у которых какие-то свои извращённые идеи, – он ткнул пальцем в грудь Доктора. – Я не был деспотом, – ещё один тычок. – Я не был тираном, – он шёл вперёд, заставляя Доктора отступать к стеклу.
На очередном тычке Доктор перехватил руку Реппла. Другой рукой он сам ткнул в грудь Реппла:
– Вы вообще не были правителем, – сказал он.
– Вы обвиняете меня во лжи?! – вскрикнул Реппл. – Может быть, вы считаете, что это Аске был Василий?
– Нет, – голос Доктора стал спокойным, почти успокаивающим. – Конечно, нет. Он верил, что вы – Василий Тёмный. Он умер из-за этой веры, его веры в вас. Он был уверен, что вы – Василий Тёмный, такой, какой вы есть. В конце концов, его послали защищать и охранять вас, держать вас в ссылке. Это объясняет все факты, – Доктор грустно покачал головой, – кроме одного.
– О чём вы?
– Знаете, – сказал Доктор, вновь начав расхаживать по помещению, – иногда можно что-то заметить лишь тогда, когда оно исчезает.
– Вы имеете в виду мою свободу?
– Нет, я о чём-то типа звука батареи центрального отопления или кондиционера. Их замечаешь лишь когда они прекращаются. Пока оно есть, пока оно – часть естественного хода вещей, его не замечаешь. Просто неотъемлемая часть мира. Ваш мозг даже не утруждается сообщить вам о ней, пока не случится изменение, которое может быть важным.
– А то, о чём вы говорите, важно?
– Возьмём, к примеру, механизмов Мелиссы, – продолжал Доктор. – Если вы долго находитесь рядом с ними, то даже и не замечаете, что они тикают.
– Да о чём вы вообще? – возмутился Реппл.
– О том, что это словно тиканье часов. Вы его не слышите, а оно есть. Но у меня проблема противоположная, – он склонил голову набок. – Вы слышите?
– Что слышу? – Реппл на минуту прислушался, а затем покачал головой. – Ничего.
– Да? Видите ли, а я слышу – когда прислушиваюсь – слышу тиканье часов. Что очень странно. Потому что... – он сделал паузу, предлагая Репплу закончить мысль.
– Потому что здесь нет часов.
– Именно. И это со мной уже не в первый раз. Несколько раз за последнее время, – он подошёл к Репплу вплотную и посмотрел ему в лицо. – И всегда рядом были вы.
Реппл ничего не сказал. Его лицо, словно маска, было лишено выражения.
– Вы не Василий Тёмный, – сказал Доктор. – Вы думаете, что вы – это он.
Он протянул руку и снял с Реппла лицо.
– Я сожалею, – он отошёл в сторону, чтобы Реппл увидел своё отражение в стекле, – очень сожалею.
Реппл стоял и смотрел. Смотрел на массу ритмично пощёлкивающих шестерёнок.
– Я не сразу понял, – признался Доктор.
Маленькие колёсики и рычажки неистово работали.
– Но я осознал, что никогда не видел, чтобы вы улыбались. Или хмурились. Или плакали, – он сложил искусственное лицо и положил его себе в карман.
– Почти как Мелисса, вообще-то.
Маховики крутились, механизмы пощёлкивали.
– О, а голос у вас отличный. И интонации, и эмоции. Очень умно.
На месте лба над механизмами слегка возвышался большой гранёный кусок то ли стекла, то ли кристалла, отражавший блики на стекле и на поверхности реки.
– Вы едите, пьёте, спите. Но всё это как-то автоматически, верно?
Словно часы «с камнями».
Механическое лицо Реппла контрастировало с его полным мучения голосом:
– Я всё равно не слышу его.
– Вы с ним постоянно живёте. Возможно, вас запрограммировали не слышать.
