Эрик Рассел - Оса
Существовала, правда, маленькая надежда, что, если в оцеплении стоят военные, они могут быть не так хорошо проинструктированы, как, скажем, полиция или Кайтемпи, и в этой связи, удостоверение Халопти еще может сгодиться. Вряд ли в кордонах стоят генерал-майоры и полковники, все офицеры выше лейтенанта в этот час обычно протирают штаны где-нибудь в баре, бахвалясь своими подвигами за бокалом зита.
Моури решил прорываться.
Не менее шестидесяти дорог выходило из Пертейна. Главные автострады, вроде тех, что ведут в Шаграм или Редайн, блокированы, несомненно, более основательно, чем грунтовые проселочные дороги, убегающие к отдаленным заводским районам и деревням; самое большее, что там может быть — военный наряд да парочка полицейских.
Но беда в том, что Моури плоховато ориентировался в окрестностях, и выбор наобум мог привести его прямехонько в лапы Кайтемпи. Единственная дорога, которая была ему хорошо известна, дорога на Пэлмер — малонаезженный, ухабистый тракт, который, изгибаясь, вился более или менее параллельно главной автостраде и до самого Пэлмера не имел ни одной развилки — ни свернуть, ни скрыться. Если же удастся добраться до Пэлмера, то дальше опять ожидала сумасшедшая тряска по ухабам и выбоинам до самого вэлапэнского шоссе, зато оттуда до «могильного» камня — рукой подать.
Далеко за спиной остались пригороды и садовые участки, когда навстречу Моури на огромной скорости пронесся патрульный динокар. Вероятно, у полицейских были дела поважнее, чем останавливать одинокую машину, которую впереди все равно ждет кордон.
Моури беспрепятственно проехал еще несколько миль и тут, за поворотом неожиданно выросли два армейских грузовика и вокруг — десятка полтора изнывающих от безделья автоматчиков; ни полицейских, ни агентов Кайтемпи Моури не заметил.
Между грузовиками предусмотрительно был оставлен проход в ширину машины, с таким расчетом, что миновать кордон можно было только на черепашьей скорости. Моури замедлил ход и остановился. Солдаты уставились на него с тупым любопытством. Хлопнув дверьми, из грузовика выскочил коренастый сержант.
— Разрешение, пожалуйста? — вежливо попросил он.
— Разрешения не требуется, — по-маршальски, зверским тоном отчеканил Моури, протягивая документы. Не дай бог, переборщил, содрогнулся он, ожидая услышать громогласное проявление армейской закваски.
Но сержант только встал по стойке «смирно» и отдал честь. Солдаты, наблюдая за своим командиром, тоже приосанились, демонстрируя боевую готовность.
— Сожалею, — виновато отрапортовал сержант, — но я обязан доложить о вас дежурному офицеру. Есть приказ — никого не пропускать без разрешения.
— Военной разведки это не касается, сержант.
— Сожалею, господин полковник, но это касается всех. Я вынужден подчиняться приказам.
— Тогда, конечно. Приказ — есть приказ, — снисходительно произнес Моури. — Я подожду, сержант.
Сержант скрылся за грузовиком, а его подчиненные, ощущая присутствие высокого начальства, гротескно позировали в отдалении.
Вскоре он вернулся в сопровождении перепуганного молоденького лейтенанта. Промаршировав к машине, лейтенант вытянулся по струнке и уже открыл рот, чтобы отдать честь, но Моури опередил его:
— Вольно, лейтенант.
Лейтенант сглотнул, переминулся с ноги на ногу и с трудом произнес:
— Господин полковник, я очень извиняюсь, но сержант сказал, что у вас…
— Все правильно, лейтенант, но скажите, у вас у самого есть разрешение?
Лейтенант на какое-то время онемел.
— Нету, господин полковник, — наконец ответил он, мотая головой.
— Почему, лейтенант?
— Я на задании, у меня приказ.
— Так вот, и я на задании, лейтенант. Понятно?
— Так точно, господин полковник, — лейтенант выглядел, как побитый пес. Собрав всю волю в кулак, он выпалил: — Господин полковник, вы не будете возражать, если я посмотрю ваши документы? Это формальность, господин полковник, не более…
— Я не буду возражать, — по-отечески разрешил Моури и показал удостоверение.
— Благодарю вас, господин полковник, — едва удостоив документ взглядом, молвил лейтенант. — Извините, господин полковник. Приказ, господин полковник.
Лейтенант шаркнул ногой, отсалютовал и, развернувшись по всем правилам воинской дисциплины, завопил во весь голос:
— Пропустить!
Солдаты послушно освободили проход, и Моури, миновав заставу, понесся к Пэлмеру.
Он ликовал, и все же, немного жаль было молодого лейтенанта, который еще получит по шапке, едва его пост посетит проверка.
«Доложите, лейтенант. Как дежурство?»
«Все в порядке, без происшествий. Только один полковник без разрешения проехал через пост.»
«Как без разрешения, вы что, спятили?»
«Это был полковник военной разведки господин Халопти.»
«Халопти? Да, что-то знакомое. Где-то я уже слышал это имя. У вас есть рация, лейтенант?»
«Только полевая.»
Короткий звонок, и через секунду проверяющий в бешенстве швыряет трубку.
«Ты знаешь, кого пропустил? Нет? Кретин! Молокосос! Этот Халопти разыскивается по всей планете! Да тебя расстрелять мало! Когда он проехал? Он был один? Да соберись же с мыслями, дебил, и отвечай, не тяни. Номер машины? Не знаешь?! Ты что, с ума съехал?»
И так далее и тому подобное. Да, такое может случиться в любой миг: через час, через полчаса, через пять минут. Эта мысль подстегнула Моури, и он выжал газ. Моури, как метеор, проскочил сонный Пэлмер, пригнувшись и ожидая неминуемой пули из-за угла, но все было тихо, лишь несколько заспанных лиц высунулось из окон. За деревней он свернул и, подпрыгивая на кочках, поехал по направлению к автостраде Пертейн — Вэлапэн.
Из-за колдобин скорость пришлось снизить, но все равно машину трясло, как в лихорадке. Он вилял из стороны в сторону, объезжая рытвины, но все ямы не объехать, да и дорога слишком узкая, на ней с трудом могли бы разминуться два автомобиля.
В полуночном небе простонал реактивный самолет, над верхушками деревьев появился и пропал вертолет Кайтемпи, вероятно, облетая дозором пертейнские заставы.
Ну, вот и шоссе, через полчаса он будет на месте. Моури прибавил оборотов.
По дороге в направлении Пертейна катили армейские тяжеловозы, им навстречу проносились легкие патрульные мотоциклеты и динокары. Но ни в ту, ни в другую сторону не проехало ни одной частной машины — кто, если и хотел выехать из города — не мог, а кто мог — тот, вероятно, не хотел.
