Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя
Вдруг мне на плечо легла ладонь Гарольда – широкая и слегка влажная.
– К сожалению, у меня презентация в десять. Но я вам вот что скажу: не все еще потеряно. Вы мне нравитесь, Ричард. И я искренне желаю вам всего хорошего.
– Спасибо, – ответил я, стараясь игнорировать поднимающуюся внутри панику: как только он уйдет, мне до конца дня будет вообще нечем себя занять. – Я излил вам душу, и мне стало легче.
– Мне очень жаль бросать вас в тяжких раздумьях, – проговорил он, глянув на часы.
Я улыбнулся:
– Вы заставили меня одеться и выйти из дома в девять утра, чтобы позавтракать с почти незнакомым человеком. Это хорошее начало.
Он сжал руку на моем плече:
– Я считаю, что вам надо бороться. Лично я без жены бы умом тронулся.
Я смотрел ему вслед, слушал его удаляющееся насвистывание и думал: «Хорошо тому, кто может сказать это в сослагательном наклонении».
Глава 11
Я вернулся в пустой дом с острейшим желанием навести чистоту. Избавиться от всего лишнего и наносного. Для начала решил выкинуть барахло из шкафа в своей комнате. Мама никогда не умела отделить вещи, действительно имеющие сентиментальную ценность, от обыкновенного хлама. Так что шкаф в бывшей детской хранил наследие человека, которым я давно не являюсь: пожелтевшие сочинения, неуклюжие фотографии со школьной дискотеки в шестом классе, медали за эстафеты, лопнувший футбольный мяч.
В корзине под горой затхлого тряпья обнаружилась стопка видеокассет с подписями: «футбольный матч», «школьная пьеса». Под ними лежала маленькая видеокамера, которую мама подарила мне после выпускных экзаменов. В детстве я развлекался записью шуточных рекламных роликов с друзьями, но один у себя в комнате я снимал фильмы иного рода – мрачные, завывающие монологи об окружающих предметах, перемежаемые вдохновленными Годаром внезапными жутковатыми врезками с нашим котом.
Самое удивительное, что зарядка для камеры нашлась здесь же, в корзине. Я воткнул шнур в розетку, размышляя, долго ли будет заряжаться прибор, которым не пользовались двадцать лет, и с недоверием посмотрел на лампочку индикатора. Лампочка вспыхнула красным, и я воспрял духом. Если моя старенькая «Сони-Бетамуви» может ожить, как феникс, значит, могу и я.
Пока заряжалась камера, я сунул в магнитофон одну из кассет с неопределенной подписью «школьная пьеса». Старая рухлядь запустилась не сразу, но когда на экране наконец возникло изображение, я узнал своего школьного друга Мэтью в педерастического вида обтягивающих панталонах и бархатном плаще.
Это был мюзикл «На некотором матраце», в котором Мэтью исполнял роль Принца Бесстрашного – безмозглого придурка в поисках невесты. Дела его в этой области шли из рук вон плохо: королева-мать назначала претенденткам заведомо невыполнимые испытания. И вот бедняга в отчаянии метался по сцене, надеясь на хорошие новости от верного сэра Генри. «Друг мой, ты проделал долгий и тяжкий путь! Ответь же, привез ли ты с собой мою нареченную?»
Я промотал вперед до момента, где сам появляюсь на сцене в образе короля Секстимуса Молчаливого. Поскольку этот герой был немым, задача моя сводилась к погоне за разными девицами по королевским покоям. Похоже, что режиссер, миссис Гринблюм, еще тогда ухватила самую суть моего характера.
Я выключил видео, чтобы не тормозить процесс зарядки, и завалился на постель. Вот уж действительно, долгий и тяжкий путь – потому что с пути истинного я катапультировался. У нас с Анной ведь все было хорошо. Мои родители до сих пор были вместе и, как ни удивительно, ее родители тоже. Я перемотал кассету на начало, приняв решение все стереть. Записать ее заново. С чистого листа.
Когда вернулись родители, шел дождь – самая подходящая погода для замысла, который я решил воплотить.
– Я хочу снять про вас фильм, – сообщил я, помогая маме убрать банки консервированных бобов в кладовку.
– О чем фильм-то?
– О долгом и тяжком пути, – ответил я, доставая камеру. – Расскажете, как вы познакомились?
Пришлось заверить их, что я просто хочу попрактиковаться, на случай если надумаю снять что-нибудь всерьез. Сначала я усадил их на оранжевый диван, но свет там был неудачный. Тогда я перевел их в кухню и заставил сесть на стулья спиной друг к другу, так что мама смотрела на холодильник, а папа на плиту.
– Решил взять нас в заложники? – спросила мама.
– Я просто хочу поговорить.
– Я его даже не вижу!
Я включил камеру.
– А зачем тебе его видеть?
– Я не собираюсь сидеть тут и говорить, если я его не вижу. Джордж, ты вообще здесь?
Папа хотел погладить ее по бедру, но вместо этого попал по локтю.
Я занял позицию в дверном проеме и навел на них камеру с мигающим красным огоньком.
– Ну ладно, – произнес я, – поприветствуем моих родителей, Эдну и Джорджа. Расскажите, как вы познакомились.
Взрыв маминого хохота.
– На пляже, – ответил папа. – На ней был красный купальник.
– Слитный, – уточнила мама.
– Я угостил ее мороженым.
– Да, тем чудесным мороженым в рожках, которым торговали с фургончика!
Я показал ее крупным планом. Мама села вполоборота, чтобы видеть папу.
– Мам, сядь на место! – Я снова перешел на общий план. – Ладно. А что потом? Как прошло знакомство с родителями?
Папа поджал губы. Мама рассмеялась:
– Он ведь там сейчас морщится, да, Ричи? Ему не понравился мой отец!
– Мне братья твои не понравились.
– Да брось, они тебя припугнуть хотели, только и всего. А мне сразу понравилась его мать. Такая красивая. И молодая. Она все время носила желтый. Между прочим, очень непростой цвет.
– Значит, родители одобрили ваш выбор?
Мамина улыбка стала шире.
– Издеваешься? – буркнул папа. – Конечно, одобрили.
Я приостановил запись и откинулся на спинку стула. Я еще сам не знал, что именно делаю, но это занятие давало мне чувство опоры под ногами. Я снимал родителей на кухне, в которой съел бессчетное количество мисок хлопьев и вымыл гораздо меньше посуды, чем следовало бы, где мне заклеивали пластырем ссадины, давали печеньки и щеткой выскребали грязь из-под моих ногтей. Бросалась в глаза дисгармония между тем, что зритель видит – двоих на стульях спиной друг к другу, – и тем, что слышит – влюбленных голубков, проживших вместе счастливую жизнь.
– А когда ты ее впервые поцеловал?
– Ричи! – Мама вспыхнула. – Ну хватит!
– Она меня сама поцеловала. – Папа снова попытался ее погладить. – На пороге у… на пороге у Ларсенов, да? Мы вместе пришли к ним на вечеринку, а потом я собирался проводить ее домой.
– Так избито – проводить девушку и поцеловать ее у порога. Я решила не дожидаться.
