Михаил Харитонов - Путь Базилио
Работала с его тельцем и умишком кураторша из отдела стратегических исследований: существо называло её «мамой Курой». Об этой самой «маме Куре» цыпль был готов говорить бесконечно и в исключительно восторженном тоне. Трезвомыслящий Буратина только хмыкал. Впрочем, скепсиса у него поубавилось, когда он узнал, что «мама Кура» — лиса: ему вдруг вспомнился чей-то рассказ, что у лис и в самом деле встречается генетически обусловленная любовь к птичьим. Вполне вероятно, что «мама Кура» и её питомец и впрямь жили душа в душу.
Потом разговор перекинулся на темы образования. Тут Буратина навострил уши: малолетний цыпль оказался неожиданно хорошо подкован по этой части.
Зашла речь и про Аузбухенцентрум.
— Мама Кура, — рассказывал цыпль, тщетно пытаясь вырвать своим слабеньким клювиком длинное перо, выросшее почему-то на ноге, — тоже хотела меня отдать в Центр. Там выше стандарты образования. Но я решил, что не выдержу. Там бьют, — доверительно сообщил он. — И пытают.
— Кто бьёт, кто пытает? — поинтересовался бамбук. Он не очень-то боялся побоев, однако хотел знать подробности.
— Все, — вздохнул цыпль. — Такие уж у них традиции.
Буратина захотел подробностей и получил их: жёлтая фигня выдала на-гора кучу разнообразных сведений.
Судя по рассказу цыпля, Ауcбухенцентрум был любопытным образчиком эволюции учреждений. Колледж вырос на месте армейского хосписа военных времён — само его название на одном из древних человеческих языков означало «Центр списания». Туда свозили необратимо повреждённые изделия, уже не способные воевать, и при том не могущие умереть без посторонней помощи. Сначала это были киборги и кибриды, попавшие под электромагнитные удары, потом — зазомбированные, нейроповреждённые, прошедшие пытки и прочий отработанный шлак.
Большая часть этого живого мусора именно что списывалась — то есть, попросту говоря, шла на препараты. Однако по ходу войны кое-какие повреждения, ранее считавшиеся безнадёжными, научились лечить, и при «центре списания» открыли что-то вроде реабилитационного блока. Поскольку после электромагнитных ударов, вирусных нейроатак и тому подобных сюрпризов содержимое мозга обычно стиралось напрочь или превращалось в кашу, реабилитация стала включать в себя и ускоренное обучение. Занимался этим низший персонал из некондиционных изделий, а не люди. После Хомокоста это обстоятельство оказалось решающим: в отличие от прочих служб, реабилитационный центр почти не пострадал. На его-то базе и возник колледж.
Центр гордился своей историей и свято блюл традиции, прежде всего учебно-дисциплинарные. С учениками обращались так же, как с реабилитируемыми солдатами, которых нужно или как можно быстрее поставить на ноги, или как можно скорее отправить в расход.
Основным инструментом обучения считалась боль — и как средство наказания, и как стимулятор внимания обучаемого. По словам цыпля, на уроках ученики сидели, опутанные проводами, подключёнными к разным чувствительным местам. Использовались и обычные пластиковые дубинки. Обучение шло в пакетном режиме — до полного истощения нервной системы ученика. Отдыхом считалась тяжёлая физическая работа на пользу Центра и короткий сон. Тирания старших учеников и издевательства над новичками поощрялись. Единственное, что можно было сказать о колледже хорошего, так это то, что кормёжка там была отменная. Это тоже было традицией, восходящих к реабилитационным повышенным пайкам. Впрочем, юного цыпля, не знавшего голода, это совершенно не вдохновляло.
— Жуть какая-то, — резюмировал он. — Я так и сказал маме Куре, что туда не пойду ни за что. Я перспективный, с высоким IIQ, со мной нельзя так обращаться. Меня ж там просто заклюют. Нет, нет, сказал я маме Куре. И мама Кура со мной согласилась! — победно закочил цыпль, растопырив жёлтые пёрышки.
— Йяйечки… А кто тебе рассказал про провода на уроках и всё такое прочее? — на всякий случай поинтересовался Буратина.
— Мама Кура, кто ж ещё? — удивился цыпль.
— Ага, понятненько, — сказал бамбук и задумался.
Как бы ни был бамбук глуп и неразвит, всякое житейское он знал получше желторотого цыпля, и о том, как делаются дела, имел представление. Так что, покумекав, он решил, что мама Кура, скорее всего, пыталась выбить из руководства деньги на обучение своего питомца в Аузбухенцентре, чтобы прикарманить часть суммы — а когда это не прокатило, сдала назад, для надёжности запугав цыпля, чтобы он и думать забыл про эту лавочку.
Из этого следовало довольно многое. В частности, то, что Аусбухен — не курорт, но и не филиал препараторской. Боли Буратина не особенно боялся. Не боялся он и перспективы разборок с шоблою: драться он умел и любил это дело. И уж, по крайней мере, в Аусубухенцентре он не будет голодать, а вот это очень важно.
Он ещё потрепался с цыплем на разные житейские темы. Наконец, тот заявил, что его уже давно ждёт мама Кура.
Выпустить его, однако, оказалось сложно: папа Карло имел привычку на ночь запирать Буратину в каморке, так что пришлось разбить замазанное окно и выпихнуть цыпля наружу. Жёлтая фигня вывалилась из окна, пропищав напоследок что-то вроде «давай до свидания».
Буратина устроился у фальшивого огня, размышляя о том, что цыпля, наверное, сразу положат на стол дорезывать — а к утру всё-таки покормят.
Деревяшкин зажмурился и стал представлять себе разнообразную еду. В конце концов он навоображал себе огромное блюдо с ощипанным и зажаренным цыплем. От голода бамбука пробило на икотку.
Он не заметил, как под лестницей бесшумно отодвинулась в сторону канализационная решётка. Высунулась, понюхала воздух и вылезла — а точнее, вытекла наружу — серая тварь на низко посаженных лапах.
Глава 15, в которой мы знакомимся с личностью по-своему любопытной, но не особенно симпатичной
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Стандартная личная карточка Ib N 635102
ПРОИСХОЖДЕНИЕ: изделие
ПОЛ: женский
АКТУАЛЬНЫЙ ВОЗРАСТ: 43 года
БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 43 биогода[14]
ГЕНЕТИЧЕСКИЙ СТАТУС APIF: 8112
ОСНОВА: крыса
ПРАВОВОЙ СТАТУС: недочеловек
ПРИМЕНЕНИЕ: очистка помещений, санитарно-технические работы
ЛИЧНОЕ ИМЯ: Суассара Лиомпа Дворкин
КЛИЧКА: Шушара
Больше всего я ненавижу всех.
Остальное — вольер, невкусный корм, унижения, голод, жалкую и гнусную жизнь среди труб — я научилась как-то терпеть.