Айзек Азимов - Путь к Академии
— Я имею в виду не падение метеорита.
— Я тоже. Для этого сейсмограф не нужен. Мы регистрируем трещины в обшивке, дырочки всякие. Но ничего такого сегодня не случилось.
— Не в этом дело. Прошу вас, отведите меня к сейсмографу и расшифруйте его показания. Это вопрос жизни и смерти.
— Но… я приглашен на обед…
— Я серьёзно. Это действительно вопрос жизни и смерти.
— Ничего не понимаю… — пробормотал Бенастра, но Дорс так смотрела на него, что он не выдержал, сдался, вытер лицо, быстро влез в рубашку.
Дорс так торопилась, что они почти бегом добрались до маленького приземистого здания, где располагалась сейсмолаборатория. Дорс, ничего не понимавшая в сейсмологии, спросила:
— Вниз? Мы спустимся вниз?
— Конечно. Ниже жилой зоны. Сейсмограф установлен глубоко: чтобы не испытывать вибрации.
— Но, простите, как же вы можете судить снизу о том, что происходит наверху?
— К сейсмографу подключена целая сеть датчиков, установленных на поверхности куполов и в их толще. Стоит там камушку упасть, и у нас всё регистрируется. Ветер подует сильнее, и это мы тоже видим. Еще…
— Ясно, ясно, — Дорс нетерпеливо кивнула. У неё вовсе не было желания выслушивать лекцию о том, как точно сейсмологическое оборудование. — Скажите, а если кто-то ходит по поверхности, это вы можете зарегистрировать?
— Ходит? — удивился Бенастра. — Кто может ходить по поверхности?
— Как кто? Ну, к примеру, сегодня там работала бригада метеорологов.
— А, вот вы о чём. Да нет, вряд ли их шаги можно зарегистрировать.
— А мне кажется, можно, если приглядеться повнимательнее. Именно этого я от вас и хочу.
Бенастре не очень-то понравились приказные нотки в голосе Дорс, но он промолчал. Нажал кнопку на пульте, и экран ожил.
В правом углу загорелась яркая точка, от которой протянулась горизонтальная линия в левый угол. Линия слегка подрагивала, время от времени взлетала вверх. Дорс смотрела на неё как загипнотизированная.
— На самом деле всё спокойно, — объяснил Бенастра. — То, что вы видите, — это результат изменений атмосферного давления, небольшой дождик, отдаленный шум двигателей. Всё спокойно.
— Это сейчас. А несколько часов назад? Прошу вас, просмотрите записи, сделанные в 15.00. Наверняка у вас есть такие записи.
Бенастра отдал компьютеру соответствующие распоряжения, и пару секунд на экране творилось нечто неописуемое — настоящий хаос. Потом всё успокоилось, и снова возникла горизонтальная линия.
— Я вывел чувствительность на максимум, — пробормотал Бенастра.
Теперь гребни волн стали значительно выше и заметнее.
— Что это значит? — спросила Дорс. — Объясните мне, прошу вас.
— Ну, мисс Венабили, раз вы говорите, что в это время там были люди, стало быть, это зарегистрированы их шаги, вызвавшие изменение давления на поверхность. Честно говоря, не знаю, интерпретировал ли бы я эту картину так, если бы не знал, что в это время там кто-то ходил. Обычно мы такие колебания называем малыми вибрациями и никогда не связываем их с чем-либо опасным.
— А можете определить, сколько там было людей?
— На глаз? Нет. Здесь перед нами результат их общего воздействия.
— На глаз нельзя? А нельзя ли проанализировать эту информацию с помощью компьютера? Разложить на компоненты?
— Сомневаюсь. Воздействие минимально, да и посторонних шумов полно. Результаты могут получиться далекими от достоверности.
— Ну, хорошо. Промотайте… не знаю, как лучше сказать… словом, можете вы добраться до того момента, когда шаги прекратились? Можно сделать быструю перемотку?
— Если я сделаю, как вы говорите, быструю перемотку, получится просто прямая линия, а по обе стороны от неё — дымка, туман. Лучше двигаться вперёд пятнадцатиминутными интервалами, просматривать ленту и мотать дальше.
— Отлично. Давайте!
Дорс и Бенастра внимательно смотрели на экран. Наконец Бенастра изрек:
— Вот. Видите? Всё, вот здесь всё закончилось.
По экрану снова ползла горизонтальная линия, лишь изредка слегка подрагивая.
— И когда это произошло?
— Два часа назад. Или чуть раньше.
— Хорошо. И больше там никого не осталось?
Бенастра начал нервничать.
— Как я могу сказать? Я думаю, самый тончайший анализ не позволил бы дать ответа на такой вопрос.
Дорс упрямо поджала губы.
— Скажите, у вас установлен датчик, или как там это называется, около базы метеорологов? Вы сейчас с него информацию считывали?
— Да. Оттуда, где стоят их приборы и где они работали. Хотите, — спросил он раздражённо, — чтобы я проверил данные с других датчиков неподалеку от этого места? С каждого по отдельности?
— Нет. Давайте посмотрим, может быть, этот датчик нам ещё что-то скажет. Двигайтесь вперёд, как и раньше, с пятнадцатиминутными интервалами. Не исключено, что один человек там остался, а потом вернулся к базе.
Бенастра покачал головой и пробурчал под нос какое-то ругательство.
Экран снова ожил. Вскоре Дорс резко спросила, тыча пальцем в линию:
— А это что такое?
— Не знаю. Шум какой-то.
— Нет, не шум. Смотрите, тут явная закономерность. Может, это шаги одного человека?
— Почему бы и нет? Может быть. Очень может быть. Но может быть, и нет. Возможно всякое.
— И всё-таки очень похоже на шаги. По скорости, ну, смотрите же!
Прошло немного времени, и Дорс попросила:
— А ну-ка, ещё немножко вперёд.
Бенастра выполнил её просьбу.
— Вам не кажется, что колебания возросли?
— Может быть. Можно замерить.
— Не надо. И так видно. Шаги приближаются к датчику. Давайте-ка ещё немножко вперёд. Посмотрим, когда они прекратятся.
Через некоторое время Бенастра сообщил:
— Прекратились. Двадцать — двадцать пять минут назад. Шаги там или что другое, не знаю, — добавил он.
— Шаги. Конечно, шаги, — убеждённо мотнула головой Дорс. — Там, наверху, — человек. И пока мы с вами тут ерундой занимаемся, он замерзает. Так что давайте не будем препираться. Позвоните-ка на факультет метеорологии и добудьте мне Дженнара Леггена. И скажите ему, что речь идёт о спасении жизни человека. Так и скажите!
У Бенастры задрожали губы, но он уже давно понял, что сопротивляться и спорить с этой упрямой дамочкой совершенно бесполезно.
Примерно через три минуты на панели голоприёмника возникло изображение Леггена. Он явно выскочил из-за обеденного стола. За воротником красовалась салфетка, которую он, очевидно, не успел приложить к перепачканным едой губам.
