Эндрю Пайпер - Проклятые
— И он вернулся с нею…
— Он никогда не отпускал ее! Она мне так и сказала однажды: «Сильвия, папа меня никогда не отпустит».
Снова прямо у нас над головами раздалось шарканье чьих–то подошв. Я непроизвольно посмотрел вверх, но Сильвия, казалось, не заметила моего взгляда.
— После этого ей стало только хуже. «Папа гуляет со мной, — говорила она. — Держит меня за руку, как будто ведет в школу, и нашептывает самые грязные слова в уши». Будь вы на ее месте, вы не смогли бы с этим жить. И никто бы не смог.
— И тогда она снова решила себя убить.
— Только на этот раз решила сделать все наверняка! Взяла отцовское охотничье ружье, приставила к горлу и нажала пальцем ноги на курок. Точно так же, как покончил с собой наш папаша. И с помощью того же ружья…
— О господи! Мне очень жаль…
Сильвия немного помолчала.
— Знаете, где она взяла это ружье? Он оставил ей его по завещанию! Словно это была шутка такая.
— Или приказ, — не подумав, ляпнул я.
Хозяйка посмотрела на меня так, словно я надул пузырь из жвачки, и он только что лопнул, размазавшись у меня по физиономии. Потом спросила:
— Что вы имеете в виду?
— Ваш отец ушел из жизни таким способом и хотел сказать, что Вайлет должна последовать за ним. Это похоже на то, что делает моя сестра.
— Серьезно? А люди, наверное, считали вашу сестру хорошей девочкой?
— Они думали, что она ангел.
Женщина кивнула. Казалось, сказанное мною помогло ей принять какое–то решение.
— Итак, ради этого вы и приехали сюда. Вы хотите узнать, существует ли способ заставить вашу сестру остановиться.
— Вы знаете такой способ?
— Вайлет, возможно, его знала. Но ее больше нет. Однако мне известно, что она пыталась его найти. Она обращалась к приходскому священнику, вашим друзьям из «Жизни после смерти», адептам «Нью Эйдж», к тем, кого вы называете вуду. Она стучалась во все двери в Массачусетсе, где надеялась найти помощь. И ничего не помогло. Как, полагаю, не принесет и вам никакой пользы.
— Почему вы так думаете?
— Потому что ваша сестра умерла. Она стоит одной ногой на том берегу Стикса, а другой упирается в ваше горло. Невозможно отсюда, из этого мира, вытолкнуть ее туда, где ей следует находиться. Ее можно только втащить на тот берег.
Внезапно Сильвия резко покраснела. На ее лице появился лихорадочный румянец, похоже, у нее резко подскочила температура. Она бессильно откинулась на спинку стула, хватая ртом воздух. Заметив, что с ней происходит, я бросился к буфету, схватил стакан, плеснул в него немного воды и подал ей. Сильвия сделала глоток, и ее передернуло, словно она выпила чего–то значительно более крепкого, чем простая вода.
— Желаю удачи вам, мистер Орчард, — сказала она, немного отдышавшись. — Но прямо сейчас, думаю, мне надо немного полежать.
Пожилая женщина поднялась на негнущиеся ноги и позволила мне подать ей руку. Мы вместе пошли к входной двери, но в узком коридоре я слегка прижал ее и своим плечом задел висевшую на стене фотографию в рамке. Причем задел довольно сильно, потому что фото сорвалось с крючка и мне пришлось ловить его свободной рукой, чтобы рамка не упала на пол и не разбилась. Вешая фотографию назад, я обратил внимание, что на нем изображена Сильвия в возрасте одиннадцати–двенадцати лет, стоящая на краю деревянных мостков в купальном костюме рядом с другой девочкой, должно быть, Вайлет. Обе они, видимо, только–только выбрались на берег из озера, их длинные мокрые волосы липли к их плечам и шеям. Традиционный сюжет обычного праздничного снимка.
Но что–то на этой фотографии привлекло мое внимание. Что–то в ней было неправильно.
Присмотревшись повнимательнее, можно было заметить, что девочки, улыбаясь, явно делают над собой усилие и прижимаются друг к другу, словно стараются защититься от чего–то или согреться после купания в холодной воде. Это позволило мне понять, кто сделал этот снимок. Человек, державший камеру, запечатлел не просто образы двух девчушек, он увековечил их хрупкий, трепещущий внутренний мир.
Мы подошли к двери, и Сильвия отпустила мою руку. Постаралась стоять тверже.
— Спасибо вам, — сказал я, и она что–то прошептала, но это нельзя было назвать ответом, хотя смысл угадывался совершенно четко:
Просто уходите…
Уже стоя на пороге и открыв дверь, я оглянулся и посмотрел на лестницу, которая вела на второй этаж.
Там стоял человек и смотрел на меня сверху вниз.
Его волосы были гладко причесаны и набриолинены до блеска. Сорочка и брюки старые, но аккуратно выглажены. На его лице застыла добрая улыбка сиделки, человека, ухаживающего за больным родственником, вежливого, знающего и внушающего доверие. Он выглядел как сельский доктор в возрасте около шестидесяти лет. Добрый человек…
Я бросил взгляд на Сильвию, которая тоже взглянула туда же, куда только что смотрел я. Но, похоже, она на лестнице ничего не заметила.
— Прошу прощения за мой вопрос. Вы одна здесь живете?
— Вот уже шестнадцать лет, с тех пор, как умер мой муж, — ответила она. — Вы ищете, где бы снять жилье?
— Нет–нет. Я просто спросил.
Я вышел на улицу. День стоял необыкновенно яркий. Мой автомобиль стоял на обочине, готовый унести меня от этого соленого воздуха, запахов автозаправочной станции и этого старого дома — всего, что я постараюсь забыть, но знал, что не забуду никогда.
Но прежде, чем закрыть за собой дверь, я помахал Сильвии рукой на прощание, и в эту минуту увидел, что ее отец по–прежнему стоит на лестнице. Ласковое выражение на его лице никуда не делось, и все же нечто произошло между нами. Его глаза. Они превратились в огненно–красные точки, прожигавшие меня, словно лазером. Эти глаза, казалось, куда–то манили меня, что–то пытались сообщить. Какую–то ужасную тайну, вроде той, которую пыталась разделить со мной Эш.
А еще его глаза говорили мне, что он знает.
Знает, что у меня есть дар видеть тех, кому не положено пребывать здесь, в этом мире. Знает, что мне известно, кто он такой и все, что он натворил. И ему это все равно. Все прекрасно…
К тому времени, когда я выехал на 128–ю трассу, сгустился туман и ветер стих. Я не стал включать печку и ехал, опустив стекло, желая чувствовать свежий воздух и надеясь, что он выдует у меня из головы все звуки и голоса.
Это помогло. Однако слова Сильвии Григ по–прежнему звучали у меня в сознании. Слова, которые, казалось, могли приоткрыть дверь к спасению или закрыть ее навеки.
Невозможно отсюда вытолкнуть ее туда. Ее можно только втащить на тот берег.
