Евгений Акуленко - Ротмистр
Получил Савка первое жалование из расчета восемнадцати рублей за месяц. Куда деньги потратить, убей Бог, не придумает, почитай, живет на всем казенном. Пятерик деду в Антоновку отослал, остальные припрятал. Водку Савка не пил и к курению не пристрастился. Зато завернул по случаю в кондитерскую лавку, на восемьдесят восемь копеек так налопался с жадности сладостей, что три дня потом желудком маялся.
А народу прибавлялось с каждым днем, ярмарочные склады набивались товаром. Свозили на Нижегородку все подряд, зерно, пушнину, кожи, хлопок и шерсть, соль, ткани и сукна, одежду, фаянс, керосин, мыло, рыбу, картины и книги, игрушки, иконы, свечи, персидскую бакалею: рис, финики, орехи. За городом росли горы бревен, железных и медных чушек, прутьев, труб. С караванами из Кяхты – единственных на всю страну торговых ворот с Китаем – прибывал чай и шелк. Говаривали, что сходится здесь Европа с Азией, а весь оборот перевалил уже за двести миллионов целковых и год от года рос. Стекались к ярмарке артисты, музыканты, балаганчики и целые театры, приезжали работать лучшие ресторации. Как огромный магнит металлические опилки притягивало грандиозное торговище разного рода мошенников, авантюристов, мелкое ворье и гулящих девок. К середине лета население города увеличилось впятеро против обычных пятидесяти тысяч. Прописали в газетах, будто бы Нижегородка не только на всю Россию теперь наипервейшая ярмарка, но и на всем белом свете, потому как даже всемирная выставка в Лондоне, дескать, с ней не сравнится.
На ярмарку, за Оку переехал губернатор с канцелярией, ярмарочное начальство, заработало отделение государственного банка. В Макарьевскую часовню, благословляя торговище и дав тому официальное открытие, внесли икону преподобного Макария. Но ярмарка началась чуть погодя, когда крупные купцы и фабриканты проворочали меж собой миллионные сделки, когда определилась цена на чай, задавая тон всей меновой торговле. И завертелась карусель. В чайных и рюмочных уши закладывало оттого, как били купцы рука об руку, скрепляя сделки надежнее всяких печатей.
В суконных рядах арендовала лавочку и Евдокия. Праздношатающиеся зеваки да портные мелкого пошиба ее интересовали мало, посему здесь товар не нахваливали и за рукава проходящих не хватали. Ждала Евдокия одного единственного покупателя. И он пришел.
Напротив скучающего продавца остановился низенький толстенький господин с тонюсенькими усиками-стрелочками, не смотря на удушающую июльскую жару, при котелке и чиновничьем мундире. Отер круглую раскрасневшуюся физиономию несвежим платком, промокнул наметившуюся лысинку, нацепил на нос с заметной горбинкой пенсне и принялся мять в пухлых пальцах разложенное на прилавке сукно. Зачем-то поскреб ногтем, понюхал, соизволил рассмотреть волокна через увеличительное стекло, только что еще на зуб не надкусил.
– А что же, братец, – обратился господин к продавцу, – много ли у тебя такого товару?
– Мно-ого, мил человек. Сколь желаете?
Обладатель котелка вопрос оставил без ответа, многозначительно оглядя продавца поверх стекол.
– А откуда суконце-то будет?
– Да здешней выгонки… С кулаковской фабрики…
– Ага, – господин достал записную книжечку и сделал кое-какие пометки. – А как бы мне, братец, с хозяином твоим потолковать?
– С хозяином моим потолковать никак не получится, – сверкнул зубами продавец, – потому как не хозяин у меня, а хозяйка. Свистнул мальчишку: – Ванька! Сыщи Егоровну-т! Да, гляди мне, мигом!
Евдокия себя ждать не заставила. Едва бросив взгляд на господина в мундире, поняла кто перед ней.
– Шпульман, – тот слегка наклонил голову, приподняв котелок, – государственный агент по закупкам.
Евдокия кивнула, назвалась сама и предложила разговор строить в ближайшей ресторации. Агент Шпульман не возражал.
– Имею предложить сукна шинельного до пятнадцати тысяч аршин, – начала Евдокия.
– Ну, что же. Поставка, надо сказать, изрядная. И качеством товар годный вполне… Надежного весьма, среднего качества…
– Отчего ж среднего? – удивилась Евдокия. – Что в нем, дыры? Требования все выдержаны, и по толщине и по ширине. Хороший товар у меня!
– Хороший! – согласился Шпульман. – Я бы сказал, добротный, отменный даже товар!… Но качеством средний…
Евдокия молчала, разглядывая закупщика. Многие военные чины недоумевали, как де, находясь в должности весьма скромной, умудрялись интенданты наживать себе сказочные состояния на поставках армии. Вот он сидит, гнойный прыщ. За взятку от купца любое гнилье первым сортом пустит. И здесь норовит урвать, кусок отломить от каравая. Воистину говорят: "Кому война, а кому мать родна!"
– А по сему, вот, – Шпульман выложил бумагу и помусолил ногтем под строчкой, – по семидесяти девяти копеек за аршин. Цена не высока, зато объемы, знаете, неограниченные. И пошлина легчайшая, ибо отечеству плоды трудов ваших назначаются!
– А нельзя ли, – Евдокия сдвинула палец Шпульмана выше, – по восьмидесяти семи копеек, как за надлежащего качества сукно? Как же это, голубчик, солдатам армии российской и не высшего сорта материал?
– А-а! – Шпульман шутливо погрозил Евдокии. – Я вижу, вы женщина очень умная, как говорится, с деловой хваткой… Что же мне делать с вами? – на пухлом лице отразились тягостные раздумья. – Ну, извольте! Правда ваша!… Только вы уж не обессудьте, – Шпульман перегнулся через стол, – по пяти копеечек за аршин, отблагодарите…
– Ох, ты! Это ж сколь тебе в карман-то перепадет? Семьсот пятьдесят рубликов? Не жирно ли?
– Ну-у, – разочарованно протянул Шпульман, – об чем мы с вами говорим… К вам с душой, со всем расположением… Желаю здравствовать!
– Погодь! Давай хоть по три копейки с аршина.
Шпульман вздохнул.
– Дорогая вы моя! Какие у вас годовые объемы? Стоит ли, право, огород городить?
– Двести тыщ аршин на гора выдам. Под договор.
– О-о! – Шпульман поцокал языком. – При таких количествах копейку-другую можно сбросить. А пока – увольте, пятачок и ни-ни! Побойтесь бога, что вам, пятачка жалко?
Выхода у Евдокии не было. Слишком много денег заморожено в товаре, нужна шерсть, новые машины, кредиторы дышат в затылок – делу требуется оборот.
– Черт с тобой! – она пристукнула ладонью по столу. – Пиши купчую!
Шпульман потер руки и расплылся в ухмылке.
– Вот и славненько!…
На то, чтобы свезти сукно на казенные склады потребовалась целая ночь. Днем по городу и пеший пройти мог не вдруг, такая толпища, хоть мылом мылься. Неделю сукно перемеряли, переглядывали нет ли в нем проплешин, мусора или еще каких изъянов. Углядев на каждом куске материи странного вида оттиск в виде палочек и черточек внутри треугольника, немало закупщики удивились и даже выразили опасение, не каббалические ли это, часом, знаки. На что получили разъяснение, что сие просто фирменная марка купчихи Кулаковой, вроде фамильной печатки или вензеля, из себя несуразная, но безвредная.
